Валентин Булгаков

Дневник секретаря Льва Толстого


Скачать книгу

с Л.Н. о некоем Соколове, литераторе из Петербурга, который спрашивал недавно у него о том, «могут ли овцы кротостью заставить волков есть сено». Я ответил, по поручению Толстого, указав на те его сочинения, где можно было найти ответ на этот вопрос. Теперь Соколов прислал обиженное письмо, уже мне лично. Про него Л.Н. сказал:

      – Он, как многие из таких людей, вырос среди людей, которых он был выше, привык быть самоуверенным среди них и ко всем другим так относится.

      Вечером Софья Андреевна показала мне, где я буду спать, где умываться и т. п. Показала, кстати, еще не виденную мною другую половину дома, где помещается ее комната, показывала свои опыты в живописи и т. п., вообще была очень любезна. Говорила, что она просит меня остаться потому, что, уезжая (на четыре дня) в Москву, боится оставлять Л.Н. без постоянной помощи на всякий случай.

      Я и спать буду в комнате рядом со спальней Л.Н.; из его спальни в эту комнату проведен звонок.

      За чаем Софья Андреевна говорила Л.Н.:

      – Я оставляю тебя под присмотром Булгакова.

      – Никакого присмотра мне не надо, – возразил он.

      Я долго занимался. Вечером поздно вошел Л.Н.

      – Будет, будет сидеть! Ложитесь спать.

      Я улегся – на том самом диване в «ремингтонной», на котором спал когда-то Гусев. Лев Николаевич спит рядом. Я должен ходить на цыпочках, чтобы не разбудить его. Иногда слышится его кашель.

      12 февраля

      Вчера около часа ночи я уже стал засыпать, как послышались стоны. Недалеко находилась комната, где лежал больной мальчик Сухотин. Вечером я даже обещал Татьяне Львовне и Михаилу Сергеевичу зайти к Дорику, если позовет сиделка няня, на случай какой-нибудь помощи: он мог начать метаться, бредить и т. д. Я думал, что это он стонет и вскрикивает. Няня не приходила, и я продолжал лежать. Но наконец решил проведать больного. Одевшись наскоро, я подошел к двери в коридорчик и, приотворив ее и прислушавшись, вдруг совершенно неожиданно для себя убедился, что стоны и вскрикивания шли не из комнаты Дорика, а из спальни Толстого.

      «Не несчастье ли?» – подумал я, и мне почему-то сразу вспомнился Золя, умерший с женой во время сна от угара в комнате.

      Я быстро повернул ручку двери и вошел к Л.Н.

      Он громко стонал. Было темно.

      – Кто это, кто там? – послышался его голос.

      – Это я, Лев Николаевич, Валентин Федорович. Вы нехорошо себя чувствуете?

      – Да… нехорошо… Бок болит и кашель. Я вас разбудил?

      – Нет, ничего. Я позову Душана Петровича?

      – Нет, нет, не нужно!.. Идите, ложитесь спать!

      – Может быть, позвать, Лев Николаевич?

      – Нет, не нужно! Он ничего не поможет…

      Я продолжал просить, не догадавшись сразу, что мне просто нужно было бежать за Душаном.

      – Нет, не нужно! Мне одному покойнее… Идите спите.

      Я вышел и пошел за Душаном Петровичем. Тот не зашел сразу к Толстому, а улегся на диване в гостиной, через одну комнату от его спальни. Но стоны сначала слышались изредка, а потом совсем прекратились,