принялась обыскивать Хааса.
– У меня оружия нет. Я его боюсь. Я могу пораниться даже маникюрными ножницами.
– Если вы будете вести себя смирно, то останетесь целы, – спокойно сказал ему незнакомец.
– Я буду тих, как ангел, и согласен пролежать весь вечер вот так, на животе, – произнес Диего со всей убедительностью, на которую только был способен.
На всякий случай незнакомец обыскал и привратника. В событиях наступила недолгая пауза. Незнакомец заговорил на немецком:
– Ну что, Эрих Штейр, ты узнал меня?
– Да, Реб Климрод, хотя ты и сильно вырос.
– Она погибла в Белжеце, Эрих. Там же погибли мои сестры. Это по твоей команде их отправили в Белжец или же эсэсовцам из Львова было предоставлено право выбора?
– Лагерь я специально не выбирал. Реб, молодой блондин, которому ты приказал лечь на пол, знает немецкий, поэтому он все понимает. Тебе придется его пристрелить.
– Я был в замке Хартхайм.
– Я приказал Эпке показать тебе фотографии перед тем, как тебя убить. Надеюсь, ты их видел.
– Да, видел.
– Как тебе удалось меня разыскать?
– Благодаря тебе же, вернее, той почтовой открытке, которую ты прислал жене из Буэнос-Айреса, чтобы сообщить, что добрался благополучно. Однажды ночью я обыскал ее квартиру и нашел открытку. Вначале я не обратил на нее должного внимания, но потом вспомнил имя Тарантелло. Именно так звали героя твоей пьесы.
– Да, оказывается литературный талант иметь небезопасно. У тебя действительно есть полотна Клее, Марка и Марке?
– Нет, с тех пор как ты их украл. Сейчас, Эрих Штейр, ты отправишься в правый лифт.
– Реб, все это в Кордове, и если ты дашь мне время, то я все верну. Абсолютно все.
– Я велел тебе идти в лифт.
– Но если я умру, ты не вернешь то, что принадлежало твоему отцу. А ведь ты, Реб, боготворил отца и его картины.
Раздался выстрел. Диего Хаас вздрогнул и приподнял голову. Он увидел, что Штейр по-прежнему стоит, но только на левой ноге, поскольку пуля раздробила ему правое колено.
– Не заставляй меня просто пристрелить тебя, это тебе не удастся. Делай то, что я сказал, – заходи в лифт.
Ковыляя, Эрих Штейр направился к лифту.
– Вы действительно говорите по-немецки?
Диего Хаас сразу даже не сообразил, что вопрос относится к нему, поэтому не успел солгать.
– Да, свободно, – ответил он. – Но я всегда ездил в Европу только для того, чтобы посмотреть, что у европейских дам под юбками.
Он поднялся и сел. Теперь он впервые увидел лицо человека, которого патрон называл Реб Климрод. Черты лица этого юноши были искажены гримасой ненависти и отвращения. Однако голос его, отдающий приказания, оставался фантастически спокойным:
– Встаньте и подойдите сюда поближе.
Хаас подошел к кабине лифта. Ее стены были сделаны из стальных пластин. Кабина была открыта. На стене на уровне глаз висели три фотографии