или буду такой же, как они: сварливой, падкой на деревенские новости бабой, буду копить деньги на отпуск и ковры, кормить свиней, напиваться на гулянках, скандалить с мужем. И вот тогда-то мне никто и ничего не скажет, потому что я буду жить, как они… Я-то думала, я мечтала, что у меня будет муж, он откроет дверцы этой проклятой клетки и поведет меня за собой. Куда угодно я идти за ним собиралась – хоть к дьволу, хоть к богу, лишь бы не стоять на месте. А вместо этого… Боже, вместо этого мой муж на дверь с внутренним замком еще и наружный, амбарный замок навесил. И дай ему волю, он же на всякий случай сварочный аппарат приволокет и те двери к стенам приварит… Чтобы – ни с места, значит, чтобы – при нем… Тошно-то как, тошно… Неужели человек только для этого и родится? Дважды перечитала романы Достоевского – нет, не для этого… А для чего? Есть, пить, отправлять естественные потребности и животные могут. Чем же мы от них отличаемся? О будущем думаем? Так опять же для того, чтобы – пить и есть. Все в проклятый желудок упирается. Двадцать три года прожила, а только и знаю, что у меня желудок есть и что его набить надо. А чтобы набить – необходимо работать… А мне мало этого, я не хочу так! Я для большего родилась. И люди не все из-за своих желудков рождаются… А из-за чего? Зачем человек вообще рождается? Не все ли ему равно, есть он на земле или его не будет, сегодня это случится или завтра… И Юра этот. Привязались с ним ко мне. А он мне совершенно не нужен, я без него жила и могла бы дальше жить, но он из другого мира, из другой жизни, в которую и мне хочется… Имею я право желать? А любить? Какая же я дура была, какая наивная дура, когда вдруг решила за Володьку замуж пойти. С этого все и началось – клетка золотая захлопнулась… Я замуж-то для радости выходила, для счастья, а что получилось: стираю его рубашки, готовлю ему кушать, убираю за ним… А взамен? А взамен ничего, никакого удовлетворения – ни морального, ни-ка-кого. И что же теперь делать мне?»
До мысли о разводе она еще не дошла, она еще не допускала, что это единственный выход, она еще втайне, даже от самой себя – втайне, на что-то надеялась…
– Нет, Юрочка, нет, миленький, ничегошеньки у тебя не выйдет…
Они стояли, разделенные столом, и Нелли все еще тяжело дышала, чувствуя, как больно дергается какая-то жилка на шее.
– Но почему, Нелли? – хрипло спросил Юра, тоже запыхавшийся, растерянный и злой. – Что мешает?
– Все мешает, Юрочка. Вот эта комната, – она повела глазами по обшарпанным стенам старенькой гостиницы, – эти окна и – вообще все… Здесь – никогда! Ни за что!
– Ну-ну, хорошо, – с усилием сказал Юра, – хорошо… Я тебя понял. Иди и садись рядом, не бойся, я больше не буду…
– Я не боюсь, – просто ответила Нелли. – А посижу вот здесь.
Она присела у краешка стола, все еще настороженная, готовая к отпору.
– Хорошо, – вкрадчиво повторил Юра, – не здесь, а где тогда?
– Не знаю, – быстро ответила Нелли. – Сюда тебе больше приезжать нельзя.
– Это еще почему? – Юра встревоженно взглянул на