сына Димитрия, каждый час трепетала за свою судьбу, а между тем здоровье царя становилось всё хуже и хуже. Развратная жизнь и свирепые страсти расстроили его. Ему только было пятьдесят лет с небольшим, а он казался дряхлым, глубоким стариком. В начале 1584 года открылась у него страшная болезнь: какое-то гниение внутри: от него исходил отвратительный запах… Иван был в ужасе. В эти, вероятно, дни, помышляя о судьбе царства и находя, что Федор, по своему малоумию, неспособен царствовать, Иван придумывал разные способы устроить после себя наследство и составлял разные завещания… Все не любили Бориса Годунова, опасаясь, что он, как брат жены Фёдора, человек способный и хитрый, неизбежно овладеет один всем правлением. Сначала Иван составил завещание, в котором объявлял наследником Федора, а около него устраивал совет; в этом совете занимал место Борис Годунов…
…Иван то падал духом, молился, раздавал щедрые милостыни, приказывал кормить нищих и бедных, выпускал из темниц заключенных, то опять порывался к прежней необузданности… Но болезнь брала своё, и он опять начинал каяться и молиться…
…Ему казалось, что его околдовали, потом он воображал, что это колдовство было уже уничтожено другими средствами. Он то собирался умирать, то с уверенностью говорил, что будет жить. Между тем тело его покрывалось волдырями и ранами. Вонь от него становилась невыносимее.
Наступило 17 марта. Около третьего часа царь отправился в приготовленную ему баню… Он велел подать шахматы, сам стал расставлять их… и в это время упал. Поднялся крик; кто бежал за водкой, кто за розовой водой, кто за врачами и духовенством. Явились врачи со своими снадобьями, начали растирать его; явился митрополит и наскоро совершил обряд пострижения, нарекая Иоанна Ионою. Но царь уже был бездыханен. Ударили в колокол на исход души. Народ заволновался, толпа бросилась в Кремль. Борис приказал затворить ворота.
На третий день тело царя Ивана Васильевича было предано погребению в Архангельском соборе, рядом с могилою убитого им сына.
Имя Грозного осталось за ним в истории и в народной памяти”.
В контексте вышесказанного несколько слов о запорожских казаках, которые, по словам Н.И. Костомарова, “врывались в южные пределы московского государства и опустошали их”. Из книги Г. Кониского “История Русов или Малой России” (М., 1846. – С.19):
“Таким образом, и Руские воины назвались конные Козаками, а пешие стрельцами и сердюками, и сии названия суть собственные Руския, от их языка взятыя, на примере стрельцы по стрельбе, сердюки по сердцу или запальчивости, а козаки и Козаре, по легкости их коней, уподобляющихся козьему скоку. Чтобы же были они иностранцы или пришельцы, и Руский народ вверил бы таким бродягам судьбу свою и безопасность, сего ничто не доказывает, и выдумки о том и заключения суть безрассудны. Равно и мнение польских историков, приписующих заведение Козаков их Королям, касается только до холостых Запорожских Козаков, собравшихся внизу Днепра из