вводить в Молдавии европейские обычаи и жениться на дочери одного польского пана, ревностного протестанта, что для молдаван казалось оскорблением религии. В 1574 году казаки помогали другому самозванцу Ивонии, который назвался сыном молдавского господаря Стефана VII; а в 1577 году те же казаки выставили третьего самозванца, Подкову, называвшегося братом Ивонии. Оба эти самозванца имели успех, но только на короткое время. В 1591 году у казаков явился четвёртый самозванец, которого они, однако, выдали полякам. В самом конце XVI века казаки стекались под знамёна одного сербского искателя приключений Михаила, овладевшего Молдавией. Украинские удальцы постоянно искали личность, около которой могли собраться; давать приют самозванцам и вообще помогать смелым искателям приключений у казаков сделалось как бы обычаем. Король Сигизмунд III для обуздания казацких своевольств, наложил на казаков обязательство не принимать к себе разных “господарчиков”. Когда в московской земле стал ходить слух, что царевич Димитрий жив, и этот слух дошёл в Украйну, ничего не могло быть естественнее, как явиться такому Димитрию. Представился удобный случай перенести в московскую землю украинское своевольство под тем знаменем, под которым оно привыкло разгуливать по молдавской земле (не оттуда ли исходит популярный сегодня на Украине лозунг: “Бей жидов и москалей!” – А. Г.).
Современные известия рассказывают, что молодой человек, назвавшийся впоследствии Димитрием, явился сначала в Киев, в монашеской одежде, а потом жил и учился в Гоще, на Волыни. Были там тогда два пана, Гавриил и Роман Гойские (отец и сын)… Здесь молодой человек успел кое-чему научиться и нахвататься вершков польского либерального воспитания; пребывание в этой школе свободомыслия наложило на него печать того религиозного индифферентизма, который не могли стереть с него даже иезуиты. Отсюда, в 1603 и 1604 годах, этот молодой человек поступил в “оршак” (придворная челядь) князя Адама Вишневецкого, объявил о себе, что он царевич Димитрий, приехал потом к брату Адама, князю Константину Вишневецкому, который привёз его к тестю своему Юрию Мнишеку, воеводе сендомирскому, где молодой человек страстно влюбился в одну из дочерей его, Марину…
…Сигизмунд III находился под сильным влиянием иезуитов, а иезуиты увидали в явлении московского царевича самый удобный случай проложить путь к осуществлению заветных целей римского престола, – подчинению русской церкви папскому владычеству… Возвратясь к сендомирскому воеводе, Димитрий написал письмо папе, но так ловко, что в нём не было ни явного принятия католичества, ни положительного обещания за свой народ, всё ограничивалось двусмысленными изъявлениями расположения. Таким образом, если католики могли толковать его слова в свою пользу, то Димитрий оставлял себе возможность толковать их в смысле терпимости римско-католического исповедания в своём государстве. Тогда он написал грамоты московскому народу и казакам. Всё, что было в южной Руси буйного, удалого, отозвалось дружелюбно