квартира в центре Санкт-Петербурга – это роскошь. Круче только собственная квартира в центре; впрочем, о таком мы могли только мечтать.
Я дружила с Лидой. Лёшка и Гришка тоже были неразлучны. Почти как Бивис и Батхед. Однажды, когда Гришка, поскользнувшись в нашем туалете (как он оправдывался), упал на сливной бачок унитаза и разбил его, Алексей выручил друга, разрулив ситуацию. Внук нашей хозяйки работал на заводе, производящем сантехническое оборудование. Он вынес новенький бачок прямиком с производства, а Лёшка, как опер ОБЭП, обеспечил «крышу» со стороны правоохранительных органов.
Впрочем, не все наши бурные встречи заканчивались благополучно. Они носили всё более опасный характер. Как, например, вечеринка, устроенная по случаю присвоения мне звания лейтенанта милиции.
Для тех, кто не в курсе, очередное звание обмывается так. Виновнику наливают стакан водки, на дно которого помещают его новую звёздочку (у меня, как у лейтенанта, их было две). Он пьёт до дна, ловит зубами звёздочку и выплёвывает себе на плечо. А затем обращается к старшему по званию (за нашим столом это был Гришка) и говорит примерно следующее: «Товарищ майор, разрешите доложить! Стажёр Виктория Сергеевна Громова представляется по случаю присвоения специального звания „лейтенант милиции“. Служу Отечеству!» Старший по званию благословляет «летёху» на долгую безупречную службу, и все кричат: «Гип-гип ура! Гип-гип ура! Гип-гип ура, ура, ура!»
Именно эта, уже неофициальная часть чуть меня не угробила! Войдя в раж, Гришка и Лёшка, раззадоренные криками «Ура-a-a!», принялись подбрасывать меня к высокому потолку. Вдруг крики оборвались; какие-то доли секунды я наблюдала, как ко мне приближается паркетный пол.
Вес всех моих пятидесяти килограммов принял железный обогреватель. К его ребру я и приложилась физиономией… Очнулась на кровати. Сквозь красную пелену разглядела три бледных пятна, нависших надо мной. Первое, что воспринял мозг, – это спокойный голос Гришки:
– Всё нормально, Вик. Лицо не повреждено.
Вскочив с кровати, я бросилась в ванную. Зеркало не утешило: длинная багровая полоса украсила бледную физиономию.
– Это царапина! Шрама не будет! – орал Гришка, колотя в дверь.
Ему вторил поддатый Алексей:
– Ты сильная! Ты – римлянка!
И Лида, вклиниваясь в этот хор, просила:
– Викуся, выйди, рану надо смазать йодом!
Всю оставшуюся ночь муж и друзья прикладывали лёд к моей распухшей физиономии, обрабатывали глубокую царапину. А утром я позвонила добрейшему начальнику Сергею Петровичу.
– Сергей Петрович, я приболела, можно отлежаться денёк? – проныла я в трубку.
– Приболела, значит? – Сергей Петрович рассмеялся. – Что же будет, Викочка, когда вы полковника получите? Ну, хорошо, отлежитесь.
Сергей Петрович, интеллигентный бородатый мужчина пятидесяти лет, был человеком редкой доброты. Такой доброты в принципе не требуется милицейскому руководителю. Ему иногда пытались «сесть на шею» нахальные подчинённые.