очередная икота.
Архип выкладывает на стол книжицу в мягком переплете.
– Вот… вы отсюда прочитайте и скажите мне, что под этим подразумевается.
– Это же… это…
– Я знаю. Вы читайте…
И растерявшийся Раймонд читает полушепотом:
– Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма. Все силы старой Европы объединились для священной травли этого призрака: папа и царь, Меттерних и Гизо, французские радикалы и немецкие полицейские… – Раймонд икает. Архип кивает, продолжайте, мол. – Где та оппозиционная партия, которую ее противники, стоящие у власти, не ославили бы («ик-к!») коммунистической? Где та оппозиционная партия, которая в свою очередь не бросала бы клеймящего обвинения в коммунизме как более передовым представителям оппозиции, так и своим реакционным противникам?..
Раймонд снова икает, старается, но никак не может нормально вдохнуть. Не спеша поднявшийся Архип зажимает ему нос и рот – держит крепко, пальцы тонут в мясистом лице. Раймонд старается вырваться, но сладить с этим чернобородым патриархом не смогли бы и несколько мужиков вместе взятые.
– … четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – бормочет Архип.
На двадцати пяти он отпускает пленника. Тот хватает ртом воздух. Краснота волнами поднимается от шеи к лицу, теряется в светлых кудреватых волосах. Он скрипит зубами, и без того маленькие глазки превращаются в щелки и скашиваются к переносице. С большим трудом ему удается сдержаться.
Словно ничего и не произошло, Архип приносит из кухни кружку холодной воды и ставит на стол. Эдисон успокаивающе машет жениху и пытается продолжить с того места, на котором был прерван, но старый деревенский староста кидает на него предостерегающий взгляд.
– Так-так, добрый человек, – говорит он на русском. – О девушке речь, да? О Серафиме?
– О Серафиме, да, – отвечает Раймонд. Глоток воды возвращает ему уверенность, об икоте уже забыто.
– Так и надо говорить, а то вы о каких-то телушках да кобылках… Чего с нами, простыми людьми, крутить-то… У девицы спросили? Нет? Ну да, можно и так, можно и так…
Архип смотрит в окно. Из него виднеется озеро, над которым из темно-лиловых туч уже слышатся первые раскаты грома. Эдисон Васильевич озабоченно следит за начинающейся грозой – ай-яй-яй, угораздило же время выбрать.
– Вообще-то, у нас… вот… так принято, что поздно вечером приходят, – добавляет Архип, будто прочтя его мысли. – И березка ни к чему… Теперь вся деревня ожиданием взбудоражена.
Раймонд краснеет, но выговаривает почти спокойно:
– Так ведь у меня… советчик был… специалист в этом деле.
Архип отмахивается.
– Ну, женишок, я тебе «нет» говорить не стану. Ты достойный человек, будешь здесь жить у озера, познакомишься со всеми, тебя оценят. И нужды твой дом знать не будет, сможешь жену прокормить и детей одеть, выучишь их, чтобы на тяжелой работе не надрывались… Так ведь? Ну, тогда твое дело верное.
Раймонд не может поверить, что все решилось так просто. Уголки