дверь валялась у колонны, на осколках плитки. Петли сломаны, а сама дверь выглядела точно лист жести, по которому приложились молотом.
Сколько этажей он оставил над головой? Огромная подземная парковка с внедорожником цвета хаки – раз; колоссальный коридор-пандус с зубчатыми рейками вдоль стен – два; коридоры, пронумерованные римскими цифрами, со встроенными снежащими мониторами и дверями без ручек – три; и вот теперь – круглый тамбур, который ведёт в…
Его пустыню.
Вывернутую наизнанку пустыню, в которую он закапывается с головой. Быть может, только так он сможет вернуться… куда? к кому?
Вопросы не имели смысла. Как и цифры вместо названий в экспликации помещений. Какую функцию выполняло это здание? Что напоминало? Почти ничего… какие-то обрывки… стены больниц и офисных зданий… подземные парковки и камеры для временного пребывания заключённых… технологические помещения и перевёрнутые лифтовые шахты… Сколько он спроектировал таких, пустил по штрабам ручейки кабелей, расставил щиты и агрегаты, развёл и подключил датчики…
Восприятие размылось, только одно чувство было чётким – в припорошённых песком, штукатуркой и битым стеклом подвальных ярусах чувствовалась выборочная уборка. Кто-то или что-то убрал… следы человека. Живого или мёртвого.
Артём услышал звук, слабый и скользкий. Звук доносился из помещения, куда некогда вела продавленная, сорванная с петель дверь. Ступая по песку и тёмным засохшим пятнам, он двинулся вперёд. Бетонный пол был исцарапан. Он шагнул в проём.
Помещение было больным.
В дальнем верхнем углу квадратной комнаты висела огромная морщинистая опухоль, отмеченная крестом воспалённых шрамов. От опухоли по стенам и потолку разбегались бурые корни, покрытые красными волдырями и горчичными полосами. В липких полостях шевелились белёсые усики.
Опухоль дышала. Артём не понимал, как нечто столь уродливое может быть живым, как может существовать, сокращаться и расширяться. Врастать в здание – ведь чудовищная аномалия именно это и делала: множила свои безумные клетки, гнездилась сгустками ткани в полостях стен, труб и вентиляционных каналов.
Сквозь армированную плитку из пола торчали согнутые костяные пальцы, словно рёбра рептилии, сгинувшей миллионы лет назад. Участки стен, до которых не добралась зараза, темнели от влажных потёков. По всему потолку светили мощные лампы, некоторые не только через решётчатые кожухи, но и сквозь бурые уплотнения. В углу, по левую руку от Артёма, стояли пластиковые коробки с каким-то тряпьём. Ответ нашёлся быстро: строительные робы.
– Ты ведь меня слышишь? – спросил Артём, преодолевая отвращение.
Разумная опухоль. Мать «снегирей».
Его бархан.
Решится ли он перебраться через гребень, чтобы расплакаться от облечения или изорвать лицо о зазубренные клыки боли?
Он повёл взглядом и увидел красный огонёк видеокамеры. Камера повернулась в чашечке из гниющей массы; несколько белёсых