и Нималов импульсивно рванулись в сторону: месячный срок сборов не прошёл даром. Граф ехидно рассмеялся.
– Пошли накатим? – предложил Нималов, заранее зная, что Птур откажется.
– Пошли, – неожиданно согласился бригадир кухонного наряда.
– Что?! – изумился Граф. – Я не ослышался?
– Нет. Что с меня?
– Закуску бы, – начал «издалека» Граф.
– Тушёнка подойдет?
– Конечно. А хлеб?
– Будет и хлеб. А тебе чего наколдовать, Поручик? – обернулся Птур к Нималову.
– У меня всё есть, – отозвался тот.
– Жрёт какую-то кошачью бурду, – «пожаловался» Граф. – Возьми, на всякий случай, ещё тушёнки и хлеба.
– Хорошо. Ждите за углом на скамье. Минут через десять буду. Только не орите. Выгонят со сборов на хуй…
Обворожительный стиляга – июльский вечер всё больше нависал над военным городком, выжигая духоту ночной влагой, обещающей прохладное утро. Отбросив дневное покрывало небесной пелены, сначала от горизонта, а затем всё ближе золотистой амальгамой вспыхивали звёздные сверчки. Нималову от этих наблюдений расхотелось куда-то идти, что-то делать, от кого-то скрываться, даже пить. Тлеющий огонёк сигареты задвигался справа налево и обратно, видимо, перемещаясь из одного угла рта Нималова в другой. Сзади подкрался Птур и, стараясь не нарушать тишины, молча склонился над головами сидящих.
– Я готов, братья, – полушёпотом оповестил он о своём присутствии.
– Тсс! – не оборачиваясь, прошептал Граф. – Сеанс! Скоро пойдём.
Он сделал хороший глоток и передал пузырь на круг. Выпили тихо. Нималов курил. Сидели долго. Время будто вообще перестало существовать.
Откуда-то из безвременья Граф спросил Птура:
– Скажи мне, абориген казахских степей, ты доить умеешь?
– В каком смысле? – не понял Птур.
– В смысле, за титьки дёргать.
– Кого? – опять не понял Птур: настолько резким был переход.
– Ну не баб же… Животных, конечно.
– А, – наконец дошло до Птура. – Спрашиваешь! Конечно, умею.
– Мы тут с Поручиком в разведке экземпляр обнаружили. Сможешь его оценить на предмет надоя?
– Тю. Как два пальца об… асфальт.
– Тогда пошли.
– Это он? – спросил Птур, завидев издалека в темноте очертания парнокопытного.
– Вообще, да. Но лучше, если это окажется она, – поправил Нималов.
– Это итак – она. Поручик, «Беломор» куришь?
– Не, вообще я английские предпочитаю, потому как к штатовским у меня классовая ненависть, – ударился в пространные рассуждения Нималов, – но здесь за неимением возможности…
– Короче! – отрезал Птур. Он, словно породистый пёс охотничьей породы, почуяв дичь, встал в стойку и изготовился к прыжку.
– Да.
– Рви пачку. Граф, выкладывай тушёнку на бумагу и давай тару.
Граф заметно обрадовался (это было видно даже в темноте) и вытряхнул содержимое банок на листы картона из-под сигарет. Птур забрал пустые банки и тоном удава