хрустальным колокольчиком, словно радости в ней, как в весенней реке воды – прибывает день ото дня и все вокруг заливает.
Князь, глядя на ее безоблачное счастье, и сам светлел лицом, целовал нежные руки жены и на миг забывал о суровом обычае – отдавать княжеских младенцев-девочек страшной Кормилице, живущей в дремучем зачарованном лесу.
С потаенной надеждой ждал повелитель рождения наследника, Бога молил день и ночь, чтобы это был мальчик.
Не сбылись чаяния несчастного отца… Велел рано утром отнять новорожденную у матери и отнести ее в глухую чащобу, к древнему капищу, с которого и уносила Кормилица жертвенных младенцев.
Узнала княгиня о судьбе ребенка, раненой волчицей завыла, выскочила из покоев как была, простоволосая, босая, в тонкой батистовой сорочке, побежала, пятная ослепительно-белый снег темно-красной своею кровью. У самых ворот подстреленной лебедью свалилась на руки подоспевших служанок и впала в горячечное забытье.
Без малого сорок дней прометалась княгинюшка в смертельной лихорадке, лучших лекарей выписал для нее светлейший князь, но выздоровления любимой супруги не дождался – отбыл в столицу по срочным делам.
– Люди сказывают, тысячу лет назад это было, – молвила старая Матильда, обтирая тело княгини влажной тряпицей. – Властвовал тогда князь Оддрик Жестокий. Страстно желал он иметь сына, достойного наследника своим владениям, но тщетно. Шесть его предыдущих жен девочек приносили, и князь в гневе убивал и мать, и дитя.
– Как же они не боялись замуж за него идти, нянюшка?
– Да кто же их спрашивал, милая? Женское дело – малое, детей рожать да помалкивать.
Седьмая княгиня, принцесса Арисса, тоже девочкой разродилась, да не стала печальной участи дожидаться – гордая была, бесстрашная, в крови ее огонь полыхал! Взяла серебряный кинжал и пронзила сердце своего жестокого мужа.
Стражники князя схватили непокорную, выволокли на крепостную площадь, люто изувечили, а младенца на глазах матери закололи острыми пиками.
Извиваясь в руках истязателей, прокляла Арисса весь род княжеский, предрекла страшные муки дочерям его и слова свои кровью запечатала – откусила себе язык и выплюнула под ноги палачам.
Выбросили тело ее в прозрачные воды горной речушки и под страхом повешения запретили упоминать имя вероломной убийцы.
– Нелюди, нелюди… – княгиня закрыла лицо руками, заплакала. Сердце рвалось, словно лопались тонкие шелковые нити – по потерянной дочери, по гордой Ариссе, по безвинно погибшим княжеским детям…
– Стала бродить неупокоенная Арисса по княжьей вотчине, дитя свое искать. Как чуяла новорожденную, являлась в замок, всю челядь на куски разрывала и стены до самого потолка кровью мазала… а ребеночка с собой уносила.
Матильда вздохнула тяжко и закончила:
– Потом уж князья велели уносить дочерей прочь из дому, к руинам древнего капища…
– Как же проклятье снять, нянюшка?
– Невинной