да…. да нет, да что ты… ух… – потерялся Рагнер. – Нет! Я Мирану ищу. Это у брата Мираны были… хм, плотские… и еще любовные сношения с моной Фрабвик… Ну же, Хильде, Мирана мне как родная дочь. Хоть что-то знаешь? Кто ее духовник? Или привычки моны Фрабвик?
– Она любит пирожные из какой-то лавки в Ордрхоне. А еще гулять у озера Ульол. А еще шить маленьких цыплят.
– Благодарю тебя, Хильде, особенно за цыплят, – улыбнулся Рагнер. – И за этот день так благодарю! Наверно, уж скоро замуж пойдешь да по любви…
– Именно, – изогнула она верхнюю губу. – В первой триаде Веры будет моя помолвка с Эгонном Гельдором.
– Эгонн? – не поверил своим ушам Рагнер. – Вот сссскагон! А он где, не знаешь?
На них уже посматривали Хамтвиры, и шушукались зеваки в храме, любопытствуя, о чем это могут секретничать бывшие супруги. Брант Хамтвир поднялся со скамьи и пошел за сестрой – та, ничего не ответив Рагнеру, направилась к брату.
– Хильде, – громче сказал Рагнер ее золотой спине. – Ты теперь можешь их не слушаться: ни брата, ни деда…
Она ничего не ответила. Рагнер не стал более медлить – быстрым шагом устремился на улицу, прочь из храма. Перепрыгивая ступеньки долгого крыльца, он бодро спустился на площадь Ангелов и свернул влево. Еще надо было дождаться дядю и бабулю, выслушать их напутствия и пожелания об обдуманном супружестве с достойной дамой – он знал заранее их слова. Но всего этого ждал уже будто не он – он и сейчас словно вышел из тела да смотрел на себя со стороны – герцог Раннор стоял среди своих охранителей, между почетной устриной и круглым эшафотом и… глуповато улыбался, оттого что горожане задерживались около него и говорили ему разные приятные слова: что, благодаря ему, торговля ожила, что к Возрождению они купят гуся, а не курицу, что они его, Рагнера Раннора, очень любят, желают ему великого счастья да здорового потомства. Рагнер не понимал, что такое творится, горожане же собирались полукругом – хотели смотреть на него, а не на то, как король и легендарная королева Орзении покинут храм. Скоро людей стало так много, что Рагнеру пришлось обратиться к ним с речью, поблагодарить и попросить их разойтись. Всё, что он ни говорил, встречали овациями, добродушными улыбками и прославлением его имени.
________________
Маргариту утро тридцать второго дня Любви тоже одарило неожиданностью – к ней, в Третий тупик Столярного проезда, наконец соизволила прийти падчерица, вернее, юная баронесса Енриити Нолаонт приехала в сопровождении Дианы Монаро и какого-то молоденького щеголя, испуганно озиравшегося в Малом Лабиринте. Он не захотел войти в дом и даже шагнуть во двор – остался ждать вместе с двумя услужниками на улице. Енриити, разодетая как принцесса, тоже брезгливо кривила губки, переступая порог «Белой башенки». Диана Монаро, до сих пор носившая черный траур, следовала за своей воспитанницей мрачной тенью.
Только Енриити зашла в гостиную и увидела круглое, выпирающее чрево Маргариты, как разъярилась.
– Так и знала! –