давно уже нет, на том месте школа теперь.
– Представляю, как огорчилась старушка.
– Конечно. Ну а потом все пошли к Марийке, – рассказывала дальше Шалак.
– К агрономше или к доярке? – уточнила Орыся.
– К доярке… Та подготовилась не хуже тети Ганны. Жратвы полон стол! А мы еще не очухались после стряпни Ганны Николаевны. Тетка Михайлина, сама понимаешь, ни к чему не притронулась, так что пришлось ее песнями угощать. Нашими, народными… Она знай только кассеты меняла.
– На магнитофоне, что ли?
– Ага. Страсть у иностранцев – все заснять, записать, зафиксировать. – Наталья хихикнула.
– Довольна, значит?
– Бог ее знает, – вздохнула Наталья. – Вышла потом на кухню и расплакалась.
– Они, старые, все такие. Чувствительные, – заметила Орыся.
– Я тоже так подумала, а когда послушала… – Наталья задумчиво покачала головой.
– И что же она рассказала такого? – спросила Орыся.
– Несладко, оказывается, старушка живет, ой, несладко, – снова вздохнула Шалак.
– Тю-у, – протянула Орыся. – Объездила весь свет. А такие путешествия небось в копеечку обходятся! Теперь к нам прилетела. Лев Владимирович говорил, что один только билет сюда и обратно у них стоит как автомобиль. Не новый, конечно, но машина!
– Э-хе, я сама думала, что она богатая. А оказалось? По разным странам тетя Михайлина ездила по контракту, зарабатывала. Особенно намаялась со вторым мужем. Он так и помер безработным.
– Ты смотри! – все больше удивлялась Орыся.
– Поняла теперь, почему она тебе шубу совала? – Хозяйка кивнула, а Шалак продолжала: – Знаешь, откуда у нее эти шубы? Последний, третий муж тети Михайлины занимался мелкооптовой продажей верхней одежды… Между прочим, негр, мистер Самюэль.
– Негр? – округлила глаза Орыся.
– Фото показывала. Здорово похож на Баталова, только черный. Так вот, закупил как-то мистер Самюэль партию искусственных шуб, а они не пошли. Мода изменилась или еще что, не знаю, только почти вся партия осталась у него. Словом, прогорел ее муж. А мы еще удивлялись: как посылка из Канады, так в ней две, три шубы, и все одинаковые. Что же касается приезда сюда – тетке Михайлине денег дал зять да местная украинская община помогла. Сама старуха не осилила бы ни в жизнь.
Наталья замолчала, грустно глядя в окно. Орысе стало не по себе за свое вчерашнее поведение. Но ведь она ничего не знала.
– Я поняла, почему тетя Михайлина расплакалась, – снова заговорила Шалак. – Понимаешь, на кухне увидела, как Марийкина мать пищу с тарелок – прямо в помойное ведро. Ели-то мало… Старушка поразилась: кому это? Мать Марийки тоже удивилась: как – кому, кабанчику… Тетя Михайлина тут и расплакалась. Я, говорит, думала, вы здесь живете впроголодь, покушать, надеть нечего… Ну так в ихних газетах писали. В магазинах, мол, пусто… Сама перебивалась на пособие по безработице, а слала посылки… Вышивала украинские рубашки для продажи, глаза испортила…
– Как испортила? Читает-пишет без очков.
– Это у нее контактные линзы…