будущее, – говорит Эван, указывая непосредственно на природу самого времени. – Я хотела намекнуть, что мы однажды уже отказались от таких часов, но они еще могут вернуться».
Определить, какое время показывали эти часы, расположенные в людных местах, было невероятно сложно. «Многие вглядывались и говорили – ага, все понятно, но потом соображали, что понимают далеко не все: они воспринимали циферблат как 20-часовой формат времени, а не 10-часовой. За сутки часовая стрелка совершала не два, а один оборот».
Пока мы беседовали, энергичная увлеченность Рут Эван временем не снизилась ни на градус. Она как раз взялась за работу в качестве художницы в Кембридже, где, наряду со специалистами по растениям, анализировала знаменитые цветочные часы Карла Линнея 1751 года. Линней, шведский ботаник, предложил глубоко продуманную композицию из растений, расположенных в виде циферблата. Они должны были раскрывать и закрывать свои цветки в естественное для них время суток и обеспечивать (хотя бы приблизительно) представление о времени дня или ночи. Под влиянием освещения, температуры, дождей и влажности растения, выбранные Линнеем, не расцветают в Уппсале (60° с. ш.) так, как он предполагал, поэтому его часы – как показали многие попытки практической демонстрации – оставались в XIX веке преимущественно теоретической моделью. Но это был век перерождения и переосмысления, и названия их компонентов создают примерно такую же сладкозвучную атмосферу, как названия дней, придуманных во Франции 40 лет спустя: козлобородник луговой (цветы распускаются в 3 часа утра), скерда двулетняя (в 4 утра), цикорий обыкновенный (в 4–5 утра), пазник стержнекорневой (в 6 утра), бодяк болотный (в 7 утра), ноготки (в 3 часа пополудни).
Художник, решивший создать новое времяисчисление, сталкивается с дилеммой, незнакомой, например, художнику по тканям или керамисту. Самым сложным в календаре Эван «Назад в поля» оказалось приобрести малоизвестные растения и предметы, которые более чем за два века утратили былую популярность. «Сначала я думала, что в интернете можно приобрести все что угодно, – признавалась Эван. – Но теперь поняла, что это не так». Последним объектом, необходимым для экспозиции, оказалась ручная веялка, нечто типа корзинки. «Не так давно они, наверное, были повсюду, но найти мы смогли лишь одну, и то в частной коллекции корзин одного профессора из Оксфорда. Такую можно увидеть на одной из картин Милле. Ее в буквальном смысле использовали для отсеивания зерна от плевел».
Среди посетителей экспозиции Эван в Центре искусств Кэмдена был человек, который больше других знал о попытках дислокации времяисчисления. Мэттью Шоу, куратор Британской библиотеки, защитил диссертацию по послереволюционной Франции и на ее основе опубликовал книгу, а потом еще и составил 45-минутную лекцию-экскурсию, которую начинал с оптимизмом Вордсворта[13]: «Блаженством было встретить тот рассвет, но встретить молодым – райское блаженство!». Шоу объяснял, что этот календарь был попыткой вырвать всю