как под потолком исчезает блюдо за блюдом, одно прекрасней другого: суп «под черепаху»[6], рыба, «сладкое мясо»[7], перепела, спаржа, картофель, абрикосовый пирог, бланманже – чтобы смениться грязными тарелками и пустыми подносами.
Пока важные гости вели беседы в столовой, миссис Таунсенд управляла пыхтящей и свистящей кухней, будто новым блестящим автомобилем вроде тех, что уже начали появляться в деревне. С невероятным для ее огромного тела проворством она металась между столами, притворно поругивая хрустящую корочку пирожков; от жара плиты по красным щекам стекали капли пота. Единственным человеком, которого не заразил ее энтузиазм, была бедная Кэти – всю первую половину дня она, с перекошенной физиономией, чистила невероятное количество картошки, всю вторую – скребла бесчисленное множество кастрюль.
Наконец, когда вверх отправились кофейники, молочники и полные рафинада сахарницы на серебряных подносах, миссис Таунсенд развязала фартук – сигнал к отдыху для всех нас. Повесила фартук на крючок у плиты, подобрала выбившиеся из пучка седые волосы и, утирая мокрый лоб, позвала:
– Кэти! – Она покачала головой. – Кэти! Что за девчонка! Вечно крутится под ногами, а когда нужна – нет ее!
Миссис Таунсенд доковыляла до обеденного стола и, привычно вздохнув, опустилась на свое место.
В дверях появилась Кэти с мокрой губкой в руках.
– Да, миссис Таунсенд?
– Ох, Кэти! – заворчала та. – О чем ты только думаешь?
– Ни о чем, миссис Таунсенд.
– Вот именно. Гляди – весь пол залила. – Миссис Таунсенд снова покачала головой и вздохнула. – Иди поищи тряпку и вытри за собой, а то, если мистер Гамильтон увидит, тебе несдобровать.
– Сейчас, миссис Таунсенд.
– А когда вытрешь, свари-ка нам горячего какао.
Кэти пошлепала назад, чуть не столкнувшись по пути с Альфредом, который ссыпался с лестницы – азартный, с горящими глазами.
– Кэти! Глядеть нужно! Я ведь чуть тебя не сшиб! – Он влетел в кухню, сияя своей открытой, почти детской улыбкой. – Добрый вечер, леди!
– Ну, Альфред? – снимая очки, осведомилась миссис Таунсенд.
– Ну, миссис Таунсенд? – отозвался Альфред, глядя на нее круглыми карими глазами.
– Ну? – повторила она, хлопнув в ладоши от нетерпения. – Не томи!
Я уселась на свое место, сняла туфли и вытянула ноги. Альфреду было двадцать – высокий, с красивыми руками и мягким голосом, он служил у лорда и леди Эшбери с тех пор, как пошел работать. Мне казалось, что миссис Таунсенд питает к нему некоторую слабость, хотя сама она ничего такого не говорила, а я не решалась спрашивать.
– Не томить? – переспросил Альфред. – Не понимаю я вас, миссис Таунсенд.
– Не понимает он, смотри ты! – тряхнула она головой. – Как все прошло? Говорили что-нибудь интересное?
– Знаете, миссис Таунсенд, – замялся Альфред, – я не могу ничего сказать,