красивые донельзя, с ресницами, словно опахало, и губами, словно соцветие психотрии30. There is always a walk of fame before a walk of shame31. Я искренне завидовала их самообладанию и со временем тоже научилась не замечать холода, ведь в конечном итоге, у человека всегда есть выбор: страдать от чего-то или не обращать на это внимание.
Была пятница, хорошо помню, что настроение у меня было поганое – впереди выходные, а я их недолюбливала. На первом курсе я была еще слишком поглощена своей целью – узнать как можно больше о рекламе. Я не могла и не желала тратить время на отдых. Поэтому я стремилась впитать как можно больше информации в пятницу, перед тем, как медленно потечет патока субботы и воскресенья.
К нам на девятый этаж пришли гости. Это были двое студентов, они заканчивали третий, финальный курс и держались с нами чуть свысока, что казалось вполне логичным. Они сели за стол, а Нейт представив их, удалился. Нам предстояло самим расспросить гостей о том, что нас ждет дальше на втором и – о боги! – третьем, выпускном курсе. Каждый из нас пытался «примерить» себя на роль этих двух пришельцев оттуда, из будущего, они были почти у самой финишной черты. Остался ли в их глазах задор, стучит ли их сердце в унисон с брифами, «чешутся» ли еще их руки? Мы хотели знать все.
Этьен, мой одногруппник, черноглазый француз с манерами обольстителя, никогда не снимавший с головы ярко-красной повязки, присел рядом с третьекурсниками, закинув ногу на ногу. В его жилах тек слишком густой коктейль из французского наслаждения и тоске по любви, чтобы он мог позволить себе суетиться.
– Ну, как оно? – спросил он голосом, от которого могли бы растаять струны его гитары, которую он нет-нет да приносил в универ. Как-то за бокалом пива он сказал, что родился на свет для того, чтобы каждую женщину на земле сделать счастливой. Я помню, как пожелала ему очень долгой жизни.
– It’s ok32, – лениво протянул один из пришедших, его звали Карл, и он был шотландцем. Его коричневый пиджак был хорошенько помят, словно он только что с кем-то поборолся. Глядя на вертикальную «думающую» морщину между его бровей, я пришла к выводу, что, скорее всего, этим «кто-то» был он сам. При предположительной любви к мыслительной деятельности, сейчас он явно желал поработать на публику, хотел, чтобы мы проявили больше интереса, потянули его за рукав, потрясли: «Ну давай, колись, каково это, быть третьекурсником? Насколько это круто? Насколько крут ты сам? Ты можешь придумывать офигенную рекламу? Как ты это делаешь?»
Наконец, он сжалился над нами, глядя в наши щенячьи глаза, полные любопытства, и промолвил:
– You gotta be ready, kids.33
– What for?34 – приготовились мы внимать истине.
– Нет справедливости в рекламном мире. Все устроено так, чтобы вы почувствовали себя полным дерьмом. Вот и все, что вам нужно знать, – его верхняя губа презрительно дернулась. – А если конкретно, то мы сейчас просто разочарованы настолько, что, честно говоря, и рассказывать об