вместе с ним перед каждой камерой, какую только может найти. Или купить. Даже с твоей красотой – если ты озаботишься тем, чтобы представить себя в выгодном свете – ты не могла бы с ней соперничать.
Алекса упрямо сжала губы и не поддалась на провокацию. У нее хватало проблем и без того, чтобы заводиться из-за приставаний Имоджен.
Портрет не получался.
Алекса не сразу это поняла. Предварительные наброски вышли неплохо, ей казалось, что удалось уловить особенности удивительного лица Гая де Рошмона. Но когда она начала писать маслом, ей перестало что-либо удаваться. Алекса решила, что все дело в краске – масло не подходит для такого типа лица.
Затем спустя какое-то время до нее дошло – и это ее ужаснуло, – что дело не в краске, а в ней.
«Я не могу понять его сущность!»
Она стала изучать то, что уже нарисовала. Внутри зрела досада и раздражение.
«Почему я не могу выполнить эту работу? Почему? В чем дело?»
Ответа не было. Она попыталась сделать все заново, на свежем холсте, и всю ночь провела в мастерской, используя первоначальные наброски. Вторая попытка тоже провалилась. Алекса безнадежно вглядывалась в работу, сердилась, пока наконец не поняла, что у нее ничего не получится, как бы она ни старалась. Она не может написать портрет Гая де Рошмона.
Ни с натуры, ни с набросков, ни по памяти.
Ни при помощи сновидений.
Вот это-то и было самым страшным – то, что он начал ей сниться. Ей снилось, как она его рисует. Беспокойные сны нарушали ее душевное равновесие. Сначала она уговаривала себя, что это естественная реакция мозга найти выход из тупика, поскольку наяву ее художественное творчество зашло в тупик.
Но потом, когда он приснился ей в третий раз, а у нее снова ничего не получилось, она поняла, что потерпела неудачу и ничего не остается, как признать это.
Гордость была уязвлена. Неужели придется отказаться от заказа? Она никогда прежде так не поступала. Это абсолютно непрофессиональный подход, но разве профессионально представить некачественную работу? Это не в ее правилах. Выходит, у нее нет альтернативы – придется признать, что она не может написать портрет.
Придя к такому выводу, она долго мучилась, каким образом сообщить об этом Гаю де Рошмону. Подождать, когда он появится на следующем сеансе, и тогда извиниться? Но ей придется извиняться в присутствии его помощницы или секретаря. Или – что намного хуже – попросить его о встрече наедине? Трусливая мысль – перепоручить это Имоджен – тоже ее посетила. В конце концов, Имоджен – ее агент. Но Алекса знала наверняка, что Имоджен не допустит, чтобы она сдалась. Нет, ей придется стиснуть зубы и самой решить эту проблему, потому что нечестно заставлять человека, у которого практически нет свободного времени, приезжать к ней и позировать, а потом объявить ему, что она аннулирует заказ.
И Алекса позвонила ему в офис.
Помощница в свойственной ей высокомерной манере сообщила, что мистера де Рошмона нет в Англии и что до следующего сеанса маловероятно