устрицы? Я лично нет. Видеть видела, но, глядя им в глаза, выбор делала в пользу условных пельменей. Больно эти устрицы незнакомые. Пусть и красиво выглядят. Вдруг тут тот же принцип? Но мы же о хозяине говорим. А какие у мужиков могут быть принципы?
В очередной вечер пятницы я звонко заполняла нутро чаем и с удовольствием лупила ногой вздутого сколиозника. Впереди выходные, а это значит придётся работать не покладая не только рук. Швабре и тряпкам лучше вообще позабыть про горизонтальное положение. У кого-то суббота и воскресенье – это бесконечные переезды из-за стола на диван и обратно, а у нас….
А у нас с самого утра моющие средства льются рекой, не поспевая за водопадами алкоголя, бурлящего в по будням вполне себе скучных гостях. Закуски шастают в паре с официантами по номерам, разбавляя стайки проституток и просто не обременённых иными делами дам. Принужденный к труду и обороне персонал при любом удобном случае несётся в укрытие. А тем, кому побег по смене не положен, истово молятся на обещающий похмельное затишье понедельник.
По вине душевной отзывчивости я снова поменялась с Валентиной Степановной. Ей, видишь ли, с внуком в цирк надобно культурно развиваться. А с меня, понимаешь ли, и местного цирка хватит. Все эти забавные клоуны подшофе, фокусы с превращением человека в животное, пока, спасибо, без смертельного исхода, ну и прочие выступления падающих большие надежды талантливых деградантов.
Я обречённо пихала ложкой пузо чайного пакетика, размышляя о завтрашнем веселье. Ну о том самом, когда реально весело, правда, реально не тебе. Краски не сгущались, краски застыли бетоном. Губы самостоятельно вытянулись в трубочку, выказывая наивысшую степень осуждения бытия. И не знал сей процесс конца и края, но тут вдруг откуда ни возьмись в мою голову рухнуло ощущение абсолютной любви. Ко всему. Начиная от этого дешёвого чая, утоптанного в неведомый материал, и заканчивая проживающими в «У Стасона» бухими антиэквилибристами: мастерами терять равновесие на самых наировнейших поверхностях. И где-то в середине, естественно золотой, мирно расположился сей номер. Семейная двушка, тихонько разлагающаяся от испражнений сверху и яро бурлящая жизнью извне. Эдакая сумасшедшая старуха с кошками в руках и тараканами в башке, при виде которой любому нормальному человеку хочется то ли шарахаться, то ли шарахнуть. Любому. Нормальному. Только не мне.
Густые как клубничное желе эмоции распластались по бесцветной действительности. От яркости этих разводов с не привычки резало глаза. Хотелось недоумевать и улыбаться. Едва я остановилась на варианте втором, как в кухню неожиданно вошла Агата. Её обычно равнодушно лицо перекроило изумление. Она, не глядя, поставила пустой поднос в раковину и, усевшись напротив, тихо спросила:
– Ты чего?
– Я? Ничего, – выдавилось сквозь улыбку.
Простая горничная некоторое