на красивом лице невесты, когда в сторону Николая смотрела украдкой, взглядом взгляд искала.
Темный, мрачный, словно кто-то смотрел Зинкиными глазами, чужой. Лицо у самой бледное-бледное, не улыбка – оскал, как у больного животного. Стоит сама в белом, мужа собой заслоняет, от стопки водки или чарки вина отказывается. На собственной свадьбе не пьёт, а Павлу подливает, подливает… Павел выпивает от счастья, а Колька – пьёт как воду, не закусывает. И глаза его, такие же тёмные, иногда что-то словно полыхнёт, словно душа в пламени горит адовом…
И как рычал и драться пытался, ещё не до конца понимая, что творится в глубине его сонной, жизни не видавшей души. А Настасья, соседка, дом ближний к лесу, к старой берёзовой роще, двором ещё к огороду дома, где Татьяны Семеновны свекровь покойная, царствие ей Небесное, жила, а теперь вот пустует – Настасья Бобылиха молча встала, водочку в сторону от Кольки убрала, да увела его в тьму ночную от огней свадебных подальше.
От греха подальше.
Увела, а наутро нашли парнишку в той самой берёзовой роще. Живого. Бледного, замученного, в поту, словно ведьма на нём всю ночь каталась… И ни слова про Зинаиду, вещи свои собрал в котомочку и ушёл в утренний туман, растаял вместе с ним, словно и не было. Уплыл на пароме, а Зина только от новостей этих губу закусила, косу через плечо перекинула и в город запросилась через несколько месяцев к тетке, у которой раньше жила.
Павел отпустил.
Она уехала. Через неделю вернулась.
К весне стало всем понятно, что молодая беременна. Обрадовала. А в июле месяце, на восьмом, там же, в городе у тетки в гостях, от чужих глаз подальше, разродилась внезапно раньше срока девочкой. Соседки поздравляли, радовались, наливки вишневой подливали вечером в огороде у Татьяны. А за спиной ещё больше стали судачить, что Семеновна её невзлюбила, сиротку, непосильным трудом хотела девку и внучку нерождённую заморить. Потому что когда-то по молодости мать её, в прошлом подруга Танечкина, Наталия парня с ней не поделила. Говорили, что приворожила она к себе Ивана, супруга своего первого, к бабке ходила, денег много отдала. Много их раньше было, в деревнях, всех знали.
Да только мужчине такому судьбу потом не выбирать – либо водка, либо петля. Или дом казенный, если ведьма умрёт. Ослабнет тогда сила приворотная и поймёт мужчина, с кем всю жизнь свою как во сне прожил. Так и вышло. Не стало бабки той, рано померла – и выбрался Иван из-под ведьминой воли. В лесу нашли несчастного, в березовой роще, на ветру качался… Страшное дело. И Бог потом Наталию наказал за приворот, забрал мужа второго – алкоголь того сгубил. И её, горемычную, любви не видавшую, прибрал, когда Зинке и десяти не исполнилось.
Много чего вспоминали соседки, жизнь-то деревенская – она для всех, веселей жить – за другого жизнь надумывая. Так тогда своя пустой не кажется. Всё, что в уме спрятано вроде – то у всех перед носом, с годами все ярче, как цветок расцветают