и счастливо. Долго она писала и переписывала своё письмо, стараясь в нём одновременно и ясно, и ёмко, и без возможности возражения с обратной стороны, выразить свои просьбы.
Вскоре ей пришёл ответ, более простой и не витиеватый, где её кузина сообщила, что с радостью примет у себя Лизет, что они с мужем от чистого сердца приглашают её у них погостить, и, пусть, если её, конечно, не затруднит, Василиса Ивановна передаст сие приглашение их милой племянница. Хозяйка дома довольно улыбнулась, прочитав письмо, ибо уже некоторое время жила в напряжении, ожидая ответ, и если бы он оказался менее любезным, ей пришлось бы искать другой способ избавиться от предмета, мозолившего ей глаза. Но всё решилось благополучно, и она только сказала мужу, что весной Лизет уедет погостить к родственникам, и скорей всего, не вернётся назад. На что Павел Алексеевич равнодушно кивнул, предоставляя жене право самой разбираться с вопросами по устройству жизни Лизет. Её присутствие или отсутствие его не волновало, потому что он был очень занят, чтобы обращать внимание на женскую половину своего дома. Более никому эту новость его жена не сообщила, не желая при сыне, вообще упоминать имя его кузины, а ей можно всё сказать и перед самым отъездом. Когда снег растает, а дороги подсохнут, можно будет со спокойной душой и чистой совестью отправить её из города.
Лизет всё больше музицировала, предпочитая не показываться на глаза хозяевам, Мишель стал таким, как год назад – всё чаще он возвращался домой утром, весь день спал, а часам к шести вечера спускался ужинать, а потом снова уезжал на бал или в гости.
Наступил май, но в заботах об отъезде во Францию, Василиса Ивановна не забывала о своём решении относительно Лизет. Она уже распланировала всё, что скажет Мишелю и своей племяннице, предугадывая каждую фразу и взгляд, которыми они могут одарить её. Первым она вызвала сына, и прямо, не оставляя места для возможных возражений и увещеваний, сказала ему, что через три дня его кузина отправляется в село Покровское. Она уже обо всём договорилась, там её примут с радушием и теплотой. Мишель сидел в кресле несколько поражённый её словами и тоном, каким эти слова говорились. Он уже и забыл, что мать хочет отправить Лизет из города, а если бы ему и напомнили, то он бы подумал, что, вероятно, она передумала, ведь она никогда больше не упоминала этого разговора, и Лизет, как он мог судить, не знала, что её собираются выслать. Иначе она пришла бы к нему за советом, и он, конечно, пошёл бы к матери и со всем жаром стал бы её отговаривать от этого шага. Но было уже слишком поздно, он видел, что мать настроена более чем серьёзно. Она пыталась ему внушить, что девушке будет лучше в деревне, чем в городе, и она делает это лишь для её же блага.
Она видела, что он переживает, поэтому сказала:
– Конечно, я отправлю её туда со всеми удобствами. Она поедет в нашей карете с гербом, и все будут думать, что это едет какая-то важная персона, и, конечно, я потребую, чтобы она обязательно написала мне по приезде. Так что переживать и волноваться тут не о чем.
Она