в другом направлении. Все началось в день оглашения завещания… и, да! хочу сразу предупредить, что свое видение событий тех лет я выстроил исключительно на показаниях баронета, что не является основанием для возобновления судебного разбирательства, поскольку Гектор находился под воздействием лекарств в качестве пациента моей психиатрической клиники.
– Постойте, доктор, а как же врачебная тайна?
– Дорогая Алимпия, какая к чертям собачьим, тайна?! – пребывал в эйфории Кроненберг. – Третьего дня – похороны! Или вы надеетесь на чудесное воскрешение?! Увы, до Иисуса Христа ваш братец не дотягивал ни умом, ни святостью.
– Не богохульствуйте, Генрих, – покачала головой Липа, досадуя на себя за очередной глупый промах. – Выдвигайте ваши предположения!
– Извольте! – заложив руки за спину, Кроненберг принялся важно вышагивать вдоль наковальни.
Накинув на плечи телогрейку, Алимпия подошла к Егору. Он сидел на корточках перед открытой печуркой, светя лампой в глубокую нишу.
– Давай фонарь подержу, – предложила, с любопытством заглядывая внутрь.
– После… – отмахнулся Егор, захлопывая дверцу, – слушайте доктора! Сейчас чурбан принесу.
***
– Дорогая Алимпия, а вы знали, что Гектор отождествлял людей с животными? Вот как он вас называл, знаете?
– Никак не называл, – пожала плечами Липа, – только один раз… козой, что ли… когда отец умер…
– Скорее, косулей… Итак, в неком городе N умирает господин Б. Его сестрица, баронесса Г, рассчитывавшая на солидный куш, убеждается, что все свое состояние господин Б оставил некой Косуле. Но не это сподвигло баронессу на подлог, а то, что в последний момент господин Б переписывает завещание, отказав ей в опекунстве над недееспособной на тот момент Косули, и передает опеку господину М. Вроде пока все доходчиво? Как вы считаете, господа?
– Считаем, – согласился Кравцов, кивая головой.
– Считаем, – хмыкнула за ним Алимпия. Егор стоял позади неё, привалившись плечом к кирпичной кладке горна. Она чувствовала тепло, исходившее от его тела, и приятно поеживалась.
Повернувшись спиной к слушателям, Генрих дошел до конца наковальни. Чуть сгорбившись, постоял опечаленным странником, затем резко обернулся,
– И вот тогда… – выставив вперед указательный палец, он размашистым шагом пошел на Алимпию, – она решается на подлог! – палец повис в опасной близости от кончика девичьего носа.
– Эй, давай без театральщины! – сильным толчком в плечо Егор откинул психиатра обратно к наковальне. Не ожидавший подобного поворота, Генрих заметно приуныл. Вытащив из кармана носовой платок, высморкался.
– Да! Решается на подлог… – прогнусавил в сопливый лоскут, вытер покрасневший нос, расправил платок, внимательно осмотрев его с двух сторон, аккуратно сложил конвертиком, засунул обратно в карман.
– Слышь, оратор! – не выдержал Егор, – ты кота за яйки-то не тяни, – процедил сквозь зубы, – а то своих не досчитаешься!
Липа