которой Марина смогла расслышать какой-то фоновый шум, как будто где-то рядом с Данканом работал снегоочиститель.
Она решила, что ее шеф, видимо, на природе, уехал в свой загородный домик, где проводит все больше и больше времени. Когда он там оказывался, это ее тревожило. Данкан слишком много пил и слишком мало общался с людьми. Когда же он напивался, его уносило в сторону театральных эффектов и паранойи. А когда его уносило в сторону театральных эффектов и паранойи, он обычно звонил Марине.
– Мы поговорим об этом, когда ты вернешься, – наконец сказал Данкан. – Но, Марина… Ладно. В общем так. Думаю, что через столько лет мы все-таки его нашли.
Марина перестала писать.
– Кого его?
– Морти Райсса.
– Так он жив?
– И не просто жив.
Марина помолчала, осмысливая сказанное Данканом. После самоубийства Морти Райсса прошло уже восемь лет. Почти день в день. Точнее, прошло восемь лет с тех пор, как на мосту Таппан Зи в Нью-Йорке была обнаружена машина Морти Райсса с предсмертной запиской, приклеенной скотчем к лобовому стеклу. Через несколько дней после предполагаемого самоубийства Морти его хеджевый инвестиционный фонд RCM был разоблачен как одна из самых крупных финансовых пирамид всех времен, в которой использовалась так называемая схема Понци. Райсс предвидел это и прыгнул с моста, по крайней мере так принято было считать.
Однако его тело так и не нашли. Поначалу Данкана и Марину одолевали те же сомнения, что и многих других: казалось, что Райсс инсценировал свою смерть, а сам тем временем исчез, ускользнув вместе со своим неправедно нажитым состоянием в какую-нибудь солнечную южную страну, с которой у Штатов нет договора об экстрадиции. Из всех тех, о ком Марине доводилось писать сюжеты за время ее работы в «Пресс», Райсс, вероятно, был самым умным и безжалостным мошенником. А если учесть, что Марина писала об общественных деятелях Нью-Йорка – акулах Уолл-стрит, магнатах, торговавших недвижимостью, дизайнерах-модельерах, крупных журналистах, – это говорило о многом. Если кто-то и мог испариться с такими деньгами, то только Райсс.
Он был талантливым, даже выдающимся жуликом, но все эти схемы Понци рано или поздно обязательно заканчивались; именно это не давало Марине покоя, когда она думала об этом деле. Инсайдерская торговля ценными бумагами, хищение средств – все это мог провернуть практически любой мало-мальски смышленый злоумышленник. Просто украсть деньги и скрыться в лучах заходящего солнца. Однако для функционирования схемы Понци требовался нескончаемый приток инвесторов. Без новых вкладчиков любая пирамида очень скоро рассыпалась бы, как карточный домик. Так почему же Райсс решился на такое бесперспективное преступление? Он казался для этого слишком умным. Если, конечно, с самого начала не планировал инсценировать собственную смерть.
Если это действительно так, нужно отдать ему должное: Райсс и вправду был самым хитрым финансовым аферистом всех времен и народов.
Шли годы, однако никаких свидетельств того, что Райсс жив, не обнаруживалось, и постепенно сомнения