не забыли ли чего. Вот угощение для Мурки – завёрнутый в чистую тряпку ломоть подового хлеба, посоленного крупной солью; там, в подойнике, ещё и ватрушка.
– Ватрушку съешь на полднях, пока я корову буду доить. Рассиживаться нам не следует. Смотри, Кирилловна уже за шоссейкой пылит, и Марья Тимофевна за ней ухлёстывает.
Я подаю бабушке руку. Она встаёт, благодарно целует меня в макушку:
– Юраша, подай мне палку, наклониться мочи нет.
Мы переходим пустынное шоссе; машины зелёного окраса, военные, теперь редкость, фронт далеко.
До полдней в Дубровке мы с бабушкой добираемся за полчаса. Пастухи облюбовали на окраине берёзовой рощи удобное для всех место. Хозяйка норовит на полднях поговорить с пастухом о своей коровёнке-кормилице. Ищут возможности завести такой разговор прежде всего те, у кого корова беспокойная, упрямая. Такой что кнут, что окрик, что ласка – знай себе прёт в чащобу и не выудить её оттуда. Наша Мурка – умная, послушная животинка. Её не приходится выискивать на полднях: стоит вблизи излюбленной ею большой берёзы и призывно мычит. Посоленную краюху в награду подаю ей я. Она заглатывает вкуснятину в мгновение ока и тёплым шершавым языком в благодарность лижет мою руку, заодно подбирает с ладони прилипшие хлебные крошки. Бабушка моет, протирает сухой, чистой тряпкой вымя коровы и, сев на раскладной стульчик, подвигает к себе подойник. Струи молока громко, гулко ударяют в жестяное дно, и вскоре под ловкими, привычными к дойке пальцами вскипает белая пенящаяся масса, молочная кипень.
Пока не у дел, обхожу по краю леса известные мне грибные места и вручаю закончившей дойку бабушке десяток отменных белых – столько смог донести в двух руках. Она нахваливает внука:
– Добытчик ты наш, Юраша! На жарево в пять минут собрал, – приговаривает и складывает грибы в ситцевый головной платок, связывает четыре конца крест-накрест.
Пускаемся в обратный путь. Каждый думает свою думу. О чём думает бабушка, можно догадаться: о прожитых годах, о детях и внуках, о тяготах войны, о своём, как она говорит, никудышнем здоровье. Лёгкие на ткацком производстве Анна Игнатьевна сгубила. Чуть что, малейшая простуда, и как следствие – воспаление лёгких. Единственное лекарство, дефицитное, конечно, это сульфадимезин, если правильно я выговариваю мудрёное латинское название.
У меня же в голове после полдней одно – грибы пошли! Надо как-то выгадать кусочек времени и сбегать в Дубровку за белыми. Где ещё такой лес встретишь! Чистый, прозрачный березняк в поре наступающей спелости одаривает лопасненцев несметным количеством белых грибов. Сущий грибной рай. Если удавалось выбраться в Дубровку на второй или третий день после тёплого июльского грибного дождя, то без полной, как у нас говорят, с краями, корзины белых я домой не возвращался. В мою, средней величины, корзину вмещалось 180–200 грибов. Это были классные белые грибы. Судят о качестве белых не по окрасу шляпок – многообразие оттенков коричневого тона не в счёт. Это радость для глаз, и только.