обступивший их холод не что иное, как предтеча близкой осени. На ее удивление туман, находившийся в сотне шагов от них, то же остановился, будто кто-то незримый управлял им. Голоса замолкли, но через мгновение другое снова наполнили округу, но это уже были не голоса воинов, молящих о смерти, а голоса воинов, рвущихся в бой. Помимо голосов и криков слышались стон и плач, выворачивающие душу наизнанку: точно острыми коготками они рвали ее на части, бросая клочки на грязную дорогу.
– Надо уходить с дороги, – сказала Тармиса.
Не дожидаясь ответа старухи, она взяла вправо и погнала лошадь к дубу, одиноко стоящему посреди поля. Туман же, подобно гончей, последовал за ними.
– Только бы не подвела, только бы не подвела, – пробурчала Тармиса, ощущая за спиной жестокий холод.
– А я говорила, что двум дамам не место на дороге, – проворчала старуха, не находя в себе мужества, чтобы обернуться.
– Двум дамам не место в доме греха!
– Оно может и так, но там тебе и кусок хлеба, и тарелка супа!
– Ну-ну, и шлюхи задницами виляют!
– Такова жизнь, Тармиса.
– Жизнь не жизнь, не тебе мне о том говорить!
– От чего же?
– От того, что ты не видела себя…
Не успев договорить, Тармиса охнула и вместе со старухой перелетела через голову лошади. Остановившись, как вкопанная, лошадь взбрыкнула, огласила округу ржанием и умчалась прочь. Последнее, что Тармиса услышала перед тем, как лишиться чувств, так это прерывистое дыхание тетушки Мэй и шелест в высокой траве.
БРАТЬЯ САВЬЕР
– Анри, у тебя есть что пожрать? – спросил Арьен, вслушиваясь в пение цикад.
– Я уже отвечал, – ответил Анри, у которого зуб на зуб не попадал.
Озноб, бивший мелкой дробью, не давал ему покоя последние полчаса.
– Холодно?
– А по мне не видно?
– У тебя, брат, холодная кровь, вот ты и мерзнешь, – глубокомысленно заметил Арьен.
– Зато у тебя горячая кровь!
– Я, брат, не мог поступить иначе. Та рыжеволосая шлюха оказалась уж больно дерзкой, вот я ее и наказал.
– А зачем других-то порезал?
– Ну, как же, брат, сам знаешь, никаких свидетелей! Так у тебя есть что пожрать?
Покинув в спешке бордель госпожи Делиз, Анри позабыл захватить провизию, о которой вспомнил только в дороге. Не сопутствовала им удача и на самом тракте, на котором им встречались то караваны, то паломники, бредущие к Храму Хептосида, и ни одного одинокого путника.
– У меня ничего нет.
– Плохо, брат, очень плохо. У меня чувство, что живот к спине прилип.
Будто в подтверждение его слов, нутро Арьена заурчало, уподобившись недовольному коту.
– Эх, братец-братец, – сказал Анри, остановив коня. – Тебе бы хорошо поддать, чтобы раз и навсегда выбить из твоей башки всю дурь.
– Что, снова ударишь? – съязвил Арьен. – А может того, ножом по глотке и концы в воду?
Вытащив нож из-за пояса, он протянул его брату,