любезный… Посмотри-ка тут, за воротами…
– Слушаюсь, – адъютант скис лицом и покорно ретировался.
Ливнев сделал неуловимый жест и «лакеи», сжимавшие за пазухами гранаты, рассованные по специальным карманам, выпростали руки, облегченно перевели дух. Закрылось, отбросив блик, окошко на мансардном этаже – это стрелок оторвался от прицельной планки «Маузера», пристрелянного по воротам.
Здесь не любили непрошеных гостей.
Впрочем, здесь гостей вообще не любили.
– Изволите баньку с дороги, ваше высокопревосходительство?
– Баньку… Ты, мне зубы не заговаривай, Матвей Нилыч! Ишь, выискался, дипломат!.. Развел тут, понимаешь, государство в государстве!.. Ты еще пока по моему ведомству проходишь!.. Так что, гм, изволь!..
– Слушаюсь! – лицо Ливнева приняло подобострастное выражение, но речные льдинки глаз откровенно глумились.
– Тьфу! – Тирашев сморщился.
На ум неожиданно пришли события полугодовой давности. Тогда с министерства затребовали подробный финансовый отчет по всем канцеляриям и отделениям, в том числе и по секретной службе Ливнева. Все это были кратковременные веяния, исконно российские крайние шатания, когда по утру миллионы на ветер, а к ночи копейки скребут. Политика – это навозная куча. Большая политика – большая куча. Охочих покопать под Тирашева отыскалось изрядно. Влиятельнейший министр держал позиции, но седых волос на его голове прибавлялось с каждым днем. Точку в этой истории поставил сам Ливнев, добившись через голову Александра Егоровича аудиенции у самого Государя. И о чем он там беседовал с Его Императорским Величеством, какие доводы приводил, оставалось лишь гадать, но только ретивые вельможи молниеносно схлопотали по длинным не в меру носам и об особом ведомстве даже думать забыли. Тирашев считал себя прогрессором, привыкшим ставить во главу угла дело и только дело, но высочайшее покровительство, ограждавшее Ливнева от любых посягательств, все же уязвляло самолюбие министра.
– Что же вы желаете посмотреть, Александр Егорович?
– А все как есть и желаю. Избави бог от этих парадов свирепого старания да от свежеокрашенного очковтирательства. Устал, – Тирашев потер переносицу. – Как есть устал…
Во владения Ливнева министр, как тому и подобает, вступил с парадного крыльца. Нетерпеливо отстранил хозяина, и решительно потянул за бронзовую ручку сам, жестом своим желая показать, что весь политес и церемонии пусть бережет Ливнев для дворцовых приемов.
– Что же, закрыто у тебя? – дверь не поддавалась.
– Открыто, Александр Егорович. Сильнее!.. Позвольте я сам!..
– Нет уж, – Тирашев надулся, запыхтел и с натугой отворил дверную створку. – Вот так сейф!.. Это зачем же, позволь узнать, здесь такая неподъемная конструкция?
– Внутри стальная коробка с песком, – пояснил Ливнев. И добавил задумчиво: – От огня защита. Да и вообще…
Исполненный в мраморе вестибюль покрывали красные ковровые дорожки. Вверх, меж двух колонн, убегала широкая лестница