писатель вообще любил постоянство, это было свойственно его цельной натуре. И ему вполне хватало Дани.
«Странно, что есть люди, которые коллекционируют женщин, меняя их как перчатки. Вещизм какой-то, честное слово! Страсть к коллекционированию вообще следует считать пороком, а замеченных в оном лечить или расстреливать», – неспешно думал Максим, прогуливаясь с девушкой по улицам Сент-Джулианса.
Среди пламенных революционеров страсть к коллекционированию была повальной. Ильич, к примеру, собирал заграничные паспорта. Кржижановский – баночки из-под пива. Луначарский протирал очки, рассматривая залежи марок, конфискованных у биржуинов. Модест Оладушкин увлечённо складировал зубные протезы своих оппонентов. Если кому-то из соратников приходилось менять квартиру, коллекцию вывозили грузовиками (так было, к примеру, при переезде Дзержинского, который увлекался фаянсовыми статуэтками).
Проходя мимо сувенирной лавочки, Егоркин невольно вскрикнул: прямо в витрине был выставлен мальтийский карликовый бегемот, отлитый из бронзы, с добродушным и в то же время философским выражением рыла.
– Максим, что-то случилось? – удивилась Дани.
– Ничего такого, милая, забудь, – ответил писатель. – Я на минутку. Сейчас вернусь… Тебе вряд ли это будет интересно…
Он ворвался в магазин, оставив удивлённую девушку за дверью.
«На этот раз не буду торговаться! – твёрдо пообещал себе Максим. – Такого красавца я возьму за любую разумную сумму!»
Коллекционер
Сорокапятилетний начальник отдела передовых технологий Лакмусов из-за своей плеши производил впечатление порочного человека. Так оно и было: злодей коллекционировал марки и всё свободное время торчал в клубе филателистов.
В мае в клуб пожаловала Оля. От отца ей досталась пара альбомов с марками, которые она собиралась пристроить. Лакмусов уже не раз грел руки на таких коллекциях, скупая их за бесценок: марки, не имеющие почтового штампа, разумеется, тут же падали в цене, а погашенные вообще объявлялись чуть ли не вне закона.
Он пустил в ход всё очарование, на которое был способен.
Оля не умела торговаться, это было видно по тому, с каким уважением она относилась к суждениям Лакмусова, веря каждому его слову. Мужчина показался ей весьма интересным. Движения руки филателиста, вооружённой огромной лупой, казались такими точными, профессиональными.
Ей было двадцать, ему – сорок пять. Внимание Лакмусова льстило. Он никогда не был женат, отчего-то это завораживало.
Они стали встречаться. Он кормил её мороженым с таким великодушием, что она стала опасаться ангины. Однажды преподнёс цветы. В другой раз сводил в недорогой, но уютный ресторанчик. Официант даже зажёг на их столике свечи.
Предложение руки и сердца последовало не так скоро, как ей хотелось, но всё равно, это было настоящее, железное предложение от обеспеченного мужчины с самыми серьёзными намерениями.
В браке