мне, я хочу только слушать, а не учиться.
Сашка и не ждал особой самоотдачи. Когда Регина попросила научить ее чему-нибудь на рояле, еще по беспечной интонации голоса, по рассеянным ноткам просьбы становилось ясно, что это не серьезно. Она соблаговолила бы позволить роялю петь под ее пальцами, но вникать, учиться, напрягать память и десятки раз пробегать по одним и тем же клавишам, чтоб оттачивать навык было бы через чур. Сашка поставил ноги на педали и заиграл грустную прелюдию. Мелодия заструилась по бежевым стенам гостиной. Её переливы проникали в потайные уголки большого дома, тут же взлетали к потолку и легким послевкусием таяли в воздухе, как печальные слезы маэстро. – Нам пора к Леопольду, – тихо проговорил Сашка, стараясь не перебить звучание нот.
– Ещё минуту.
***
Сашка свернул с асфальта на грунтовую дорогу и спрыгнул с мотоцикла.
– Держись крепче! Тут пешком дотащу, а то увязнем, – крикнул он Регине, толкая мотоцикл по мягкой грязи.
Дед Леопольд жил в коренастом домишке в начале поросшей липами улицы. Перед домом рос расхристанный куст жёлтой акации, занимая собой почти всю лужайку. Он был так уродлив, что привлекал к себе внимание любого, кто появлялся на улице впервые. Остистые ветви акации торчали ежом, а самые толстые и долгорукие валились к земле под собственной тяжестью. Ветер теребил редкие гроздья прошлогодних сухих стручков, звякая ими о древо. Сей звук олицетворял уныние и досаду. Леопольд стоял за этот кустик горой. Ершился при любом намёке выкорчевать его, кричал и защищал акацию с пеной у рта. Такое поведение деда казалось Сашке крайне странным, учитывая его пристрастие к ботаник и цветоводству. Но, наверное, это семейное. Было в крови Волдановичей что-то, порождающее тягу к безобразным растениям – стоит только вспомнить Регину и каштан.
Строго говоря, Леопольд бел не дед, а прадед Регины, Сашка ходил к нему вот уже несколько месяцев с того дня, как последняя сиделка сбежала, не выдержав и недели. Да, дед Леопольд – это сварливый, несносный старикашка, с острым, непристойным языком и дурными манерами, многократно увеличенными старостью. С давних пор дед был привязан к инвалидному креслу, но жил один, старательно отвадив от себя многочисленных родственников и умело спугивая помощь. К девяносто трем годам он извел множество медсестер, а в службе социальной помощи о нем ходила весьма дурная слава, но лета брали свое. Дед дряхлел. Теперь немощь овладела его трясущимися руками, пальца перестали слушаться, спина закостенела и трещала при малейшем движении, да и больше не осталось сил вытаскиваться из инвалидного кресла при всякой нужде. Но дед не шел на мировую! Напротив, ощущение собственной зависимости только распаляло злобный норов Леопольда. Марк Волданович измаялся со стариком, тогда Сашка предложил свою помощь. Нет, нельзя сказать что дед полюбил Сашу, или они сжились, пригрелись друг к другу, или, что Сашка Чижов нашел особый подход к взбалмошному старикану, чем-то очаровал дедка. Просто он легко переносил бессмысленную брань и беспочвенные пустые оскорбления. Идиотские выходки Леопольда не достигали цели. Он едко шутил и сам смеялся, поддевал,