Я так и знал! – Он радостно шлепнул себя по колену.
Откуда, интересно? Я и сам этого не знал. Но на ходу я прикинул: да! Если по-быстрому, то только с Уховым. Другие важничали, витали якобы высоко. Ухов был стремителен и беспринципен, всё время возле него тлел скандал. То его сняли с картины за перерасходы, то он сам «принципиально» ушел, то сам не ушел, но ушли все артисты, то вдруг ему снова дали ответственнейший заказ! При маленьком росте умудрялся поглядывать свысока… Всё время жесткий бюджет мешал ему проявить гениальность. И вот.
– Сделаем, – скромно сказал я.
– Гениально! – воскликнул он. Словом этим, мне кажется, злоупотреблял.
Мы вошли в демонстрационный зал, и сразу же погас свет, и замелькали кадры. Да, за такое мог взяться только я. Какие-то роскошные полуобнаженные красавицы томно восседали то на яхтах, то в ресторанах. И это в годы застоя, которые считались серыми, безнадежными. Красавицы купались – уже не полуобнаженные – в хрустальных водопадах. Потом куда-то плыли в лазурном море. Я уловил ситуацию: под видом съемок Ухов пропил-прогулял все казенные деньги. При этом он и его окружение снимали всех красавиц, с которыми вступали в интимную связь. Может быть, этими съемками как раз с ними и расплачивались, обещая карьеру. А основные средства, как я понял из съемки, ушли на роскошное угощение самих себя и немногочисленных персонажей, в основном, ясное дело, тех же красавиц, чтобы были еще более податливы. Творческий процесс! При этом через экран изредка озабоченно проходили какие-то немногословные дяди в потертых кожаных куртках (звук пока что отсутствовал), с кобурами на боках, а также временами пробегали дети в отрепьях, то есть правильной политической направленности, из бедноты. Тут я только вспомнил, что говорил Ухов: фильм-то на самом деле про чекистов, которым помогают правильные дети… но всё это происходило как-то стороной, затмевалось роскошью. Чего как раз теперь не хватало – это денег, истраченных непонятно (а вернее, понятно) куда. Мне предстояло всё это как-то собрать. Чтобы, если фильм даже не примут, хотя бы не посадили людей. Внести смысл. Иначе Ухову и его приближенным грозят неприятности, к которым, впрочем, им не привыкать. Душат у нас гениев! А тут как раз я. Другие стали бы пыжиться, демонстрировать глубокомыслие, а точней – неспособность. Известно было, что из всех, ходивших по студии, лишь я восклицал во всех случаях: прекрасно!
– Всё понял? – ревниво спросил Ухов, когда кадры проплыли.
– Ничего.
– Берешься?
– Да. Сколько времени на досъемки?
– Денег только на месяц.
Написать сценарий уже снятого фильма? Смотря для чего. Для той задачи, что я поставил, – смогу!
– Ну как?! – я повел рукой.
– Колоссально, Венчик!
После рождения Настьки Нонна здесь не бывала. Сколько уже не выходила в свет и даже не наряжалась. И вдруг – сиянье ламп «Европейского»!
Раньше этот ресторан был «дом родной», бывали тут почти ежедневно, гуляли на какие-нибудь восемь рублей – и были счастливы.
– Да ты, Нонка, совсем не изменилась – даже похорошела! –