Антон Балакин

Геврал


Скачать книгу

ение свободного падения:       0,378 g (экватор)_

      Температура на поверхности:      от −153 °C до 35 °C, средняя: −63 °C_

      Состав атмосферы:                  95,3% CO2, 2,7% N2, 1,6% Ar_

      Естественные спутники:            2_

      30 мая 2152 года, 75.00. Марс, уступ нагорья Элизий. 26°50′ северной широты, 146°38′ восточной долготы_

      Марс простирался впереди во всей своей холодной бесстрастной молчаливости. Далёкое солнце, клонившееся к закату, бросало свои слабые бледные лучи на древнюю безжизненную возвышенность, по которой, поднимая за собой пыль, продвигался вездеход. На западе, частично закрывая обзор, стремилась в оранжево-коричневое небо гигантская гора высотой в полтора десятка километров, вершина которой терялась в атмосферной дымке – давно потухший щитовой вулкан Elysium Mons.

      Два человека в кабине сверялись с приборами и изредка перебрасывались фразой-другой, думая каждый о своём. За рулём машины, отлично защищённой от внешних воздействий и оборудованной полной системой жизнеобеспечения, сейчас находился Зейн Геврал, механик и навигатор, в возрасте пятидесяти семи земных лет. Кентор, двадцатишестилетний исследователь, сидел на месте штурмана, сверяя маршрут по голографическому планшету. Сегодня их задачей была разведка нагорья и окрестностей каньона Элизий, слабо изученной области к северо-западу от базы Совета Гевралов.

      Кентор следил за прямой линией маршрута, медленно удлинявшейся на светящемся виртуальном мониторе по мере продвижения вездехода. Орбитальный спутник принимал сигнал их радиомаяка, позволяя осуществлять трекинг местоположения с высокой точностью. Операторы Совета получали данные о расположении всех машин за пределами базы в реальном времени, и в случае внештатной ситуации помощь подоспела бы в течение примерно минут тридцати. Тем не менее, расслабляться не следовало: вне купола базы с установками, постоянно нагнетающими кислород, повреждение автономной системы воздухоснабжения могло быстро стать фатальным.

      Человек впервые ступил на Марс сто одиннадцать земных лет назад. Тогда это было величайшим достижением, расширяющим горизонты возможного, но с точки зрения дня сегодняшнего это была безумно опасная, плохо подготовленная одиночная вылазка, которая могла и едва не стоила героическим первопроходцам жизни.

      Как и Зейн, Кентор родился и вырос здесь, на Марсе. Он привык к миру, в котором воздух был первичной, жизненно важной ценностью, за наличием которой нужно было следить постоянно. Несмотря на то, что он был однажды на Земле, где кислород присутствовал в изобилии и считался чем-то само собой разумеющимся, тогда он за три с половиной месяца так и не смог привыкнуть к тому странному, тяжёлому миру, где можно было выйти наружу, не думая о скафандре, – к прародине человечества.

      – У нас чуть больше одной десятой до возвращения, – сказал Зейн, всматриваясь в облако ржавой пыли, поднятое колёсами вездехода и по прихоти меняющего направление слабого марсианского ветерка настигшее машину сзади. – Успеем до темноты сделать снимки и трёхмерные сканы для карты высот; образцы породы оставим на следующий заход, это сейчас не к спеху.

      Кентор кивнул. “Одной десятой” у Гевралов назывался час, или десятая часть сола, иначе марсианских солнечных суток. Десятая составляла два земных часа и 28 минут. Полный же сол делился на сто отрезков примерно по 15 минут. Измерение времени в десятичной системе счисления было давним решением, принятым ещё в год основания Совета. Это позволяло эффективнее планировать миссии на поверхности, зависящие от точного расчёта необходимого объёма кислорода, и при критических ситуациях навскидку вычислять процент времени от целого, занимаемый любым процессом. Вся марсианская техника, от наручных часов до сложнейших вычислительных систем, использовала десятичное время. Посетив Землю лишь раз, Кентор поначалу с большим трудом пытался привыкнуть к странному древнему делению суток. За тысячелетия существования цивилизации люди приняли огромное число соглашений и договорённостей, чаще всего касающихся войны. Так неужели же нельзя было хоть раз собрать совет ведущих учёных и навсегда закрепить рациональную систему измерения времени? Марсианину – Гевралу – это казалось непостижимым…

      Внезапно мощный толчок швырнул путешественников навстречу лобовому стеклу машины, и лишь ремни безопасности позволили избежать удара с неизбежным сокрушением шлемов скафандра. Кентор инстинктивно отпрянул назад, выронив планшет и прижавшись к спинке сиденья. Он быстро сообразил, что передняя пара колёс вездехода провалилась.

      – Зейн, скорее, сдай назад! – крикнул он.

      Это было излишнее предупреждение. Опытный водитель уже пытался выправить машину и удержать её от сползания в невидимый из-за клубящейся пыли провал грунта впереди. Марсоход завис на несколько мгновений в промежуточной точке между падением и равновесием, двигатель почти мгновенно вдвое увеличил обороты, повинуясь приказу Зейна – полный назад – и оба человека судорожно вцепились перчатками с пневматическими усилителями в подлокотники своих кресел. Затем провалилась вторая колёсная пара, и машину снова резко тряхнуло. Пытаясь избежать кувырка через яму и переворачивания