тоже видели за кулисами ребенка? С кем он был?
– Девочки говорили. У кого-то из зрителей за кулисы убежал.
«У кого убежал, девочки видели?» – не успел спросить Петр. Маша быстро осведомилась:
– А что, ему спектакль не понравился?
– Кому? Ребенку?
Маша распахнула большие глаза:
– Президенту.
Петр сделал морду кирпичом. Маша глядела, как лисичка на выводок цыплят:
– Это ведь для него Белову срочно вместо Вероники поставили?
Ответа у Петра не было.
– А если я вам, Маша, скажу доверительно, что это государственная тайна?
Разговор следовало вернуть к ребенку за кулисами и «девочкам», которые его видели. Может, они и няньку засекли? Невозможно прийти в театр и уйти незамеченной. Кто-то Ирину видел. Но Машу было не сбить.
– Я так и поняла. Как сказали, что будет президент, так Вероника якобы и заболела.
Петр опять поразился диковинной логике.
– Это же был Вероникин спектакль вообще-то, – трещала Маша. – У Беловой для него даже костюма не было своего. Вероникин отдать пришлось.
– А девочки… – опять попытался Петр.
– Девочки говорят, портнихи прямо на ней лиф ушивали. И расставляли, – Маша смачно и злорадно подчеркнула: – в плечах…
– А как…
Лицо Маши посветлело:
– Ой, ну это вы у портних спросите – как. Думаю, стремно.
– Маша, – позвал ее из прекрасного далека Петр, – а как мне найти – девочек?
– Каких? – тотчас насторожилась она.
Чтобы смягчить, Петр попробовал пошутить:
– Которые знают все.
Ошибка, мгновенно понял он. Все – знает только она сама.
Маша надула губки. В глазах холодок. Слова были проложены льдом:
– В режуправлении спросите.
Спрыгнула с жердочки. И была такова.
– Маша! – крикнул в полумрак Петр. Тут же стукнулся головой о металлическую трубку, та ответила гудящим звуком.
«Елки, – потер лоб. – Тут бы живым выбраться».
Как только перед ней мелькнула пресловутая корочка с неприятными словами и еще менее приятной физиономией Петра, она тут же вынула из сумочки сигареты.
– Нет, посторонних я за кулисами не видела. – И тут же сообщила: – Вообще-то курить нельзя.
Проворно встала на стул, показав стройные ноги, потянула за шпингалет высокого окна.
– Но вы курите?
Она спрыгнула, оправила узкую юбку.
– А у меня работа нервная.
В приоткрывшуюся щель врывался уличный шум.
– Нервная?
– А что?
– Я думал: театр, – протянул Петр. – Культура, красота. Успокаивает нервы.
Ольга Николаевна то ли кашлянула, то ли издала смешок.
Ей могло быть сорок, но с таким же успехом и под пятьдесят. Мелкие морщинки на лице могли быть от курения, но могли быть и от возраста.
– Ольга Николаевна…
Она перебила:
– Ольга – можно.
На