обстоятельно и корректно сравнивать соотношение сил и средств противоборствующих армий является весьма сложной задачей из-за ее масштабности и методологических трудностей ее реализации. Но грубые обобщения соотношения сил по танкам, самолетам, орудиям и минометам при явном преуменьшении значения численности личного состава и игнорировании оснащения войск другими видами техники, оружия и иных материально-технических средств, а также их качества только запутывают дело. Можно еще понять многочисленных писателей и публицистов, одержимых антисталинизмом, антикоммунизмом или русофобией, или тех, кто отрабатывает свой антисоветский или антироссийский «хлеб», которые в стремлении умалить победу нашего Отечества, как утопающие за соломинку, хватаются за эти грубые и сомнительные в своей достоверности обобщения численности танков и самолетов, игнорируя то, что источники этих данных являются противоречивыми и неполными, а многие, особенно о немецких танках, откровенно сомнительными. Но что мешало и до сих пор мешает серьезным отечественным военным историкам? Давление Н. Хрущева, М. Горбачева, Б. Ельцина, В. Путина и их агитпропа, амбиции Г. Жукова и других маршалов и генералов или сила все той же исследовательской инерции? Или уже, быть может, коммерческие интересы?
Можно найти немного авторов, которые пытаются реалистично взглянуть на соотношение танков и другой боевой техники в начале войны. К примеру, по мнению В. Гончарова, к началу войны «Красная Армия в два раза превосходила противника по танкам» [91]. Еще смелее и конкретнее он был в своей более ранней работе, определяя число исправных советских танков в западных округах в 10—10,5 тыс. против 6—6,5 тыс. у немцев и их союзников [92]. Близок ему в своих подсчетах другой танковый «спец» – И. Шмелев, который количество «боеготовых» советских танков, имевшихся накануне войны в этих округах, определяет в 10 540 единиц, присовокупив к ним, правда, еще 206 новых танков, поступивших туда в последние мирные дни [93].
Несоответствие цифр соотношения количества танков у сражавшихся сторон, которые отстаиваются большинством историков, с реальными делами на фронте в начале войны вынуждает признать обоснованной постановку В. Гончаровым или, например, Ю. Мухиным [94], вопроса о довольно странном «выпадении» из сравнительных данных захваченных немцами в 1939—1940 годах в качестве трофеев многочисленных французских, британских, чешских и прочих танков, причем почти полном. Куда же все-таки делась богатая танковая добыча вермахта? На это шибко ретивым ниспровергателям нашей Победы ничего, видимо, другого не остается, как отвечать в стиле известного персонажа популярного отечественного кинобоевика: мол, трофейные танки у них были «не той системы», то бишь «не вписывались в немецкую структуру управления боем танковых дивизий» [95].
Неужели еще кому-то непонятно, что не очень любили немецкие генералы в своих дневниках, донесениях, воспоминаниях и исследованиях упоминать о трофейных танках и ином трофейном вооружении и оснащении, которое