Никитоса… Но с другой стороны, мама, то есть я, – в гневе, и зря обижаю смельчака.
– Ладно, смелый, смелый, – прижала я к себе его совершенно мокрую голову. – Ты мокрый весь, не чувствуешь? Хочешь заболеть?
– Я не заболею, мам, – твердо ответил Никитос.
И правда, он болеет редко. Редко, но метко. Уж болеет, так болеет. С температурой сорок. Надо сказать, что и нежная, нерешительная Настька болеет не часто. Чаще, чем брат, но гораздо реже, чем остальные дети. Возможно, потому, что я просто ненавижу, когда они заболевают. Ненавижу больше, чем что-либо. Чувствую бессмысленность своего существования на земле. Если все, что я делаю, – зря. А раз мои дети не могут сопротивляться недугам, то все – зря. Поэтому они стараются изо всех сил не болеть, а если уж заболевают, то мужественно лечатся всем, что я заставляю пить, есть, не есть, не пить, делать, промывать, греть, и быстро поправляются.
– Никитушка, – заговорил Игоряша, откашлявшись, – всё можно решить без драки, словами.
– Так я и сказал: «Козел, дай пройти!» А Дубов стал драться! – искренне ответил Никитос.
– А ты бы не дрался, – продолжал увещевать Игоряша. – Ты бы сказал: «Давайте мирно всё решим!»
– Ага, примерно как ты сказал тому хулигану, из-за которого у меня чуть выкидыш не случился, – тихо проговорила я, чтобы прекратить педагогические потуги Игоряши. – А он тебе по башке дал, помнишь? И у меня сумку чуть не отобрал.
Обладающий удивительным звериным слухом Никитос расслышал последние слова и аж подпрыгнул:
– Кто? Кто, мам? Дубов? Вот козел! Я же ему сказал, что он козел! Мало я ему дал!
– Да что тебе этот Дубов дорогу перешел! Никитос! Нет, это старая история, не переживай. Другой хулиган, взрослый.
– А ты отдала ему сумку?
– Нет, конечно. У меня там карта лежала. Тетрадка такая, особая. А в карте было написано, что у меня должны родиться двое малышей. И все про них уже там было, самое главное…
– Что, было написано, что меня зовут Никита Игоревич?
Я засмеялась:
– Да, вот именно так и было написано. Никита Игоревич, гроза всех четвероклассников лучшей гимназичес-ко-коррекционной школы нашего славного города.
– Что, у нас коррекционная школа? – заволновалась Настька. – Да, мам?
– Если в ней учится Дубов, какая же она?
Игоряша, увидев, что страсти поулеглись, выступил вперед с явно заранее заготовленной речью, которую он никак не мог начать раньше.
– Дорогая Анютонька, – торжественно сказал он, не отпуская Настькиной руки. – Поздравляем тебя с первым рабочим днем! И я приглашаю всех в итальянский ресторан. Там очень вкусно!
– А с кем ты там был? – подыграла я Игоряше.
Он тут же покраснел.
– Ты что, Анюсенька, я… Да я… Просто мне рекламу в ящик положили…
– А вот сказал бы, – я наклонилась к его уху, – что был там с двумя негритянками, я бы ревновать стала.
Игоряша начал глупо смеяться. Я только вздохнула. Ну и поделом мне! За что-то, чего я о себе не знаю.