хочу, – перебила меня Роза, – чтобы тебя не разорвали, не сплющили, не истоптали, и еще я хочу – чтобы не было позора школе. Я этого хочу всегда. Я отвечаю за эту школу. Вместе с Маргаритой Ивановной. Я в этой школе двадцать шесть лет. Ловишь?
– Ловлю, – кивнула я.
– Вот теперь иди и отдыхай. Готовься, завтра у тебя восьмой «В». Я зайду. А насчет Громовского не переживай. Нет рычагов давления на него, практически нет.
– Есть, – сказала я.
– Ого! – Роза даже отступила на шаг назад и демонстративно осмотрела меня с ног до головы. – Н у, расскажешь, расскажешь. Пока он написал заявление, что ты избила его на уроке и выкинула в окно его пятый айфон, который стоит штуку евро.
Я молча смотрела на Розу. Я ведь в принципе должна была рассказать ей о том, что произошло на уроке. Лучше рассказать, чем потом оправдываться. Это же невероятная, криминальная ситуация. Я одна не справлюсь. Нет? А если попробовать?
– Что ты молчишь? – Роза подбоченилась. – Ведь не так все было? Почему ты не пришла жаловаться?
– У школы же нет рычагов давления на Громовского, – ответила я. – Его отец – спонсор школы?
– Да бог с тобой, Данилевич! Ты ведь осталась Данилевичем? Тьфу, Данилевичью… – Роза сердито посмотрела на меня и потеребила свои огромные бусы.
– Я осталась Данилевич, – кивнула я, думая о том, что в детстве ведь она была довольно сдержанная, даже робкая девочка. Откуда что взялось…
– Вот и молодец. Какой спонсор! Разберись в системе финансирования школ для начала! Мы без Громовского – в шоколаде! А ты зря пытаешься решить это сама. Не решишь. Иди к директору и пиши докладную.
– Я подумаю.
– Если я говорю «Иди!», думать уже ни о чем не надо, понимаешь?
В этом монастыре такой устав? Я смотрела на мгновенно покрасневшее лицо Розы, на ее крупную шею, на которой нервно пульсировала вздутая венка, на ярко-желтые бусины, похожие на айву, растущую у нас на даче, на тугую грудь, распирающую пиджак.
– Так положено?
Роза страшно улыбнулась. Зачем я сюда пришла? Я хотела веселой яркой жизни? Я хотела общения? Где? В учительской, которой здесь нет? Просто нет помещения, где в перемену собираются все учителя, и всё тут. У кого есть кабинет, к тому приходят его друзья. Или не приходят. Или не друзья, а те, у кого кабинетов нет. Есть закуток у информатиков. Есть столовая, место встреч. До столовой, из которой всё так же ужасающе пахло, я сегодня не дошла.
– Хорошо.
Я пошла в канцелярию и написала докладную, кратко описав события утреннего урока в одиннадцатом классе.
Секретарь, мельком проглядев мою докладную (не уверена, что она должна была это делать, но не отбирать же было), сочувственно вздохнула:
– Ну да, это такой говнюк. И ничего, главное, с ним не сделаешь. Вы когда проставляетесь?
– В пятницу, – ответила я. – После седьмого урока.
– Лучше после шестого, – раздался сзади мужской голос. – Евгений Борисович. Учитель истории и обществознания. У меня в четыре дополнительное занятие.
– Вот вы