именно я наплел, – Расскажите еще раз историю нашего знакомства и дальнейших событий. Я хочу, чтобы в книге был отрывок как бы из ваших уст.
Погоди, – мужчина нахмурился, – Ты же пишешь фантастический роман вроде. Про ковбоев и пришельцев. Чего мне тебе про Саратов-то рассказывать?
Ааа… – я не понимал логики, но до меня медленно доходило, что еще вчера я был в Саратове, – С утра неважно соображаю, напомните, каким я вас обещал изобразить?
Что я вместе с ковбоями де, сражаюсь за справедливое государство, на которое не будет. Это. Покушаться всякая инопланетная зараза… ты так мудрено еще загнул про то, что кони – тот же транспорт. И я на своей фуре получается тоже вроде как ковбой…
Я кивнул.
Все будет. Именно так и напишу.
И поспешил скрыться из Макдональдса, пока дальнобойщик не начал задавать дальнейшие вопросы. Мне становилось ясно, что люди в лесу не только пили, но и курили вместе со мной.
Глава 17
Таис сидела за столом, обхватив голову руками. Лицо ее было предельно печальным, вокруг валялись разбросанные куски ватмана, на одном из которых синей краской было начертано: «Я ничего не могу». Я взял другой и начертал ответ зеленой: «Ты можешь все». Таис заметила меня, слегка привстала, и желтой краской написала у меня на руке: «пьяница». А потом я услышал. Что все это время должен был быть с ней рядом. Что все это время она билась над проектом, который оказался бесполезен, и что теперь она не знает, как ей быть, но чувствует, что жизнь ее течет не тем путем, каким должна течь. И виноват в этом я, потому что меня неделю не было рядом, когда ей так была нужна моя помощь и поддержка. Но единственным человеком, которому она могла позвонить была мама, а маме она не звонила, потому что из-за мамы она теперь здесь в моем жутком бараке, вызывающем у нее отвращение тем, что в нем, в нем нет… на этом месте она упала и разрыдалась. Я зафиксировал взглядом теплое солнечное утро, как колышутся занавески, и как лежит на столе чашка с пролитым соком, а в мойке гора посуды. На полу валялись кисточки. Я нагнулся, чтобы подобрать одну из них.
Таис вскочила и судорожно закричала: «Я уеду домой на выходные. И буду там. И мне станет лучше». Обнял ее и не отпускал, хотя она вырывалась и истошно билась. В детстве у меня был маленький белый мыш по имени Тимошка. Я прятал клетку с ним под кроватью. Когда мама нашла Тимошку, она заставила меня сдать его в зооуголок. Стоило мне взять Тимошку в кулак, он бился и визжал также, как билась теперь Таис. Я не мог вникнуть совершенно ни во что из того, о чем она говорила. И самое печальное, не хотел вникать. Мозг был просветлен хмелем.
Оставьте меня, – сказала она.
Ни за что, – ответил я.
Вы меня бросили, – упрекнула Таис.
Я предупредил, – заметил я, – И мне не хотелось тебя пугать своим видом.
Вы напугали меня, когда я пришла домой и увидела голубя с прикрепленной к лапе запиской: «Теперь он будет жить здесь вместо меня».
Я немного ненормальный, – пришлось согласиться мне, – Мне вырубает память, когда я много пью. Я творю безумства и не помню, что со мной происходит.
Кошмарно, –