разумеющимся. Я слез с дерева, поцарапав коленку, и отправился к той школе, где училась Таис. С ощущением, что это позволит мне понять ее лучше. На самом деле, где-то на подкорке сознания сквозило: поход в школу будет чем-то похожим на разговор с ней поздней ночью. Чем-то приятным, открывающим ту ее сторону, которая, как правило, мне недоступна.
Охранник не хотел меня пускать. Требовал пропуск и презрительно разглядывал порванные края моих штанов и заляпанный краской свитер. Пришлось подойти к стенду объявлений. В школе в тот день проводилась Открытая защита проекта «Иллюзорность» и Репетиция детского кукольного спектакля Колоброд.
Я на открытую защиту проектов, – сообщил я охраннику, – Приглашенный художник. Специалист по абстракционизму.
И чтобы сомнений никаких у него точно не осталось, добавил, следуя за вдохновением:
Преподаю дизайн в РГГУ. И имею членство в Союзе Художников.
Охранник еще раз обвел взглядом оборванные края моих джинсов и нехотя выдавил из себя:
Проходи, умник, брешешь, наверное. Смотри, давай, быстро работы и уходи, здесь тебе не музей.
Я проскользнул на второй этаж и помчался в указанный в объявлении кабинет. Кабинет был вытянутым, длинным, по краям стояли мольберты, народа в зале было много, но все школьники. На меня мгновенно нацелились любопытные взгляды, но я поспешил затеряться в толпе и занять место сзади.
На сцене появилась Таис. Меня не заметила, вид имела сосредоточенный. Она стояла с пустой рамой, крепко держа ее в руках. Вид ее был растерянным и печальным. Рядом с ней появилась девушка с коротким ершиком волос, серьгой в ухе, татуировкой на шее и голубыми глазами. Пока Таис держала раму, девушка объясняла:
Иллюзорность. Не начинаем ли мы полагать произведением все, что есть в раме? Но если в раме ничего нет? Не заставляет ли это воспринимать как произведение то, что стоит за рамой? Питер Брук писал о пустом пространстве. Ларс фон Триер снимал один из своих фильмов в отсутствии интерьера. Мы знали, что идея не нова, но, тем не менее, решили продемонстрировать ее вам…
Таис подняла раму на уровень своего лица.
Портретная живопись, – сообщила девушка с ершиком.
Таис поставила раму перед распахнутым окном.
Пейзаж! – энтузиастично воскликнула девушка с ершиком.
Таис подошла с рамой к столу, на котором лежали макеты мандарина и винограда.
Натюрморт, – по интонации девушки с ершиком становилось понятно, что на этом демонстрация закончена.
В зале оживленно зааплодировали. Люди, сидевшие по краям, начали предпринимать первые попытки удалиться.
Здорово? Правда? – вдруг взяла слово Таис, – Но никто не учитывает, какого при этом тому, кто оказывается в раме. Мы постоянно думаем, что хотел сказать художник, но лишаем слова само художественное произведение, которое может быть, хотело бы сказать что-то свое. И этим проектом «Иллюзорность» мы сейчас не просто показываем, что произведение – все, что в раме, но