рубашка лежала рядом на постели. Он сложил руки на коленях, переплел пальцы, суставы, большим пальцем почесал складки темного живота.
– Слушай, насчет… психов. – Его одолевали праведное негодование и застенчивость, он смотрел на двойной кулак из плоти, волос, ороговелостей и мозолей, вжавшийся в лобок; кулак вдруг словно отяжелел костями. – Ты не псих и никогда психом не был. То, что ты видишь, и слышишь, и чувствуешь, и думаешь… ты считаешь, это и есть твой разум. Но на самом деле разум невидим; когда мыслишь, сознаешь его не больше, чем глаз, когда смотришь… пока он не ломается. Вот тогда ты его сознаешь – где выпали детали, где гремит на ходу, – как замечаешь глаз, когда в глаз попала соринка. Потому что больно… Да, он искажает картину. Но самое странное – и это никому не объяснить, только другому психу или, если повезет, врачу, у которого ума необычайная палата, – страннее галлюцинаций, и голосов, и страхов то, что ощущаешь границы самого разума… другие люди так просто не умеют. – Он спихнул рубаху к изножью, сколупнул сандалию пальцами уже босой ноги. – Понимаешь, нет? – Фактура половиц гораздо острее ощущалась ногой, которая и раньше не была обута.
– Ладно. – Тэк говорил мягко, примирительно. – Снимай-ка ты все остальное.
– Я ужасно грязный, слышь… – Он поднял взгляд. – Воняю, наверно, убойно. Если не хочешь…
– Я точно знаю, как ты воняешь, – ответил Тэк. – Валяй.
Он вздохнул, вдруг решил, что это смешно, лег на жесткую койку, расстегнул ремень и закрыл глаза.
Услышал, как Тэк заворчал. Один, затем второй сапог стукнули по полу и опрокинулись.
Спустя миг к его боку прижался теплый бок. Ладони и пальцы вдавились ему в живот; пальцы растопырились. Тэк спустил руки к поясу джинсов, потянул.
Пятками и плечами упершись в твердое, он приподнял ягодицы.
Тэк потащил с него джинсы и…
– Господи боже, эй! Что с тобой – у тебя весь хуй в каком-то говне!
– А… чего? – Он открыл глаза, приподнялся на локтях, посмотрел на себя. – Ты про что?.. – И ухмыльнулся: – Все нормально. С тобой-то что?
– У тебя лобковая перхоть?
– Это не перхоть. Я был с женщиной. Прямо перед тем, как мы с тобой встретились. А помыться было негде.
– Это она, что ли, болела?
– Не. Ты что, женщину никогда не ёб?
Тэк посмотрел как-то странно:
– Не буду врать: пересчитать попытки хватит пальцев одной руки. – И поджал и без того тонкие губы.
– Блин, если тебя мои, сука, пятки не обламывают, из-за этого тебя точно не убудет! – Он рукой отряхнул жесткие волосы на лобке. – Это засохшая типа… молофья такая. – В волосах блеснула цепочка. – У женщин иногда бывает, когда они очень мокрые. Совершенно нормально. – Он бросил чиститься, на локтях опустился назад. – Тебя это, небось, заводит.
Тэк потряс головой, потом рассмеялся.
– Давай, – сказал он.
Тэк опустил голову, разок блеснул ему голубыми глазами:
– Это тебя заводит, да?
Он нащупал шерстистое плечо, нажал:
– Давай.
Мощные