отщепенства…
– А, знаете, я начинаю понимать… Смотрите, как он скромно одет: серые вещи, какой-то рюкзачок… К тому же он читает… Господи, так это же эскапист!
– Только не он… Эскапист! Эскапист!
Люди стали толкаться, протискиваясь к выходу, мяли друг друга, стараясь выскочить первыми. Позор стал почти невыносим, и Идвик тоже двинулся, надеясь избежать, но вдруг почувствовал симпатию к этому отважному новичку, и так ему захотелось подойти. Он двинулся по стене, пересиливая свое окоченение, и глотное бормотание обретало силу, пока он шел, вливалось в его горло. Когда он был рядом, голос оказался готов, он выдавил его разрешите представиться – Идвик, и парень сказал, что он Бѐрмин, а дальше они сидели у стенки отверженных и говорили о разных социальностях.
– А как вы попали на позор?
– Не могу сказать, что это совершенно случайно… Я все же интересовался, совершал какие-то акции, публичные поступки, и как-то они разгадали, вывели меня на позор. Наверное, хотели посмотреть, как я буду реагировать, и теперь я должен был исходить в судорогах унижения – мне, конечно, выгодней притвориться, но вот беда, я совершенно не чувствую наказания…
Так он объяснил, и вскоре они обменялись историями: Идвик рассказал про бубнеж и работу в сфере коммуникативных услуг, а Бермин поведал о своих жизненных делах.
– Я чиню измельчители целей, работаю в сервисном центре, где все эти приборы… Ну знаете, такие измельчители, и люди засовывают туда цели, получают однородную взвесь, распыляют и имеют пространство взвешенных целей, на деле – маленьких желаний, которые только отвлекают…
– И вы там являетесь мастером?
– Да, у нас каждый мастер – это мастер, но антимастер тут подходит удачней. Когда появляется вызов, я просто прихожу туда и заменяю одну из частей на ту, что не дает размельчаться их целям и превращаться в желания. И цель уже не крошится, хотя выходит похожий порошок, и можно распылять… Такой у меня эскапизм.
– Альтернативная социальность?
– По-разному можно называть.
Они беседовали многие часы и, когда они вдоволь наговорились, Бермин кивнул дружелюбно и вернулся глазами в бумажный сюжет, а Идвик сидел рядом, впечатленный, и думал об огромной картине, когда люди выходят из рамок и тянут за собой мир, и мир расширяется. Мир, как заросшая жизнь, но они трогают его пальцем, и он становится газообразным, так что можно дышать им всем, так что можно проходить сквозь него и там, где стояли стены, теперь другие идеи. Люди, которые прокладывают пути. Идвик подумал так, и стихия позора сокрушила его тело, но теперь ему было стыдно не за свое бормотание, но за идеи, которые он в себя не пускал, за границы, которые он взращивал в себе. Ничего, ничего. Мы тоже скоро подтянемся. Он завернулся в это озарение, закрыл глаза и качался, читая по собственным мыслям, пока мурашки не вышли на кожу, и внутренняя дрожь, как оглушительная игра барабанов, по которым били бесстрашные голоса нового времени.