более что спала Ленка в большой комнате, при маме моей.
Константин Георгиевич преобразил мою маленькую комнату и искривил мою карму – допустил в нее поэзию в полный рост. В комнатке отлично разместился багаж Багрянцева – коллекция расписных кашне, словарь Даля, одеколон «Whisky Blue», пачка зеленого чая и скудный комплект пижонских носильных вещей. Это стал его «кабинет». Писать свои статьи я могу и на работе, – заявил супруг. Ленку мы вскорости сдали в ясли. Мама вернулась на службу. На таких условиях – целый день один дома, за компьютером, хозяин! – Багрянцев был готов приветствовать семейную жизнь. Он предавался литературному труду с бескорыстием обеспеченного прилежной супругой человека. Мечтал найти работу или хотя бы подработку в газете. При том, что его манера коверкать слова устной речи, изощренно насилуя родной язык, переносилась на бумагу. И я увиливала от его трудоустройства.
А я… на время отказалась от подработок в сопредельных изданиях, чтобы пораньше приходить домой и учиться готовить, вести хозяйство… Чего за мной никогда раньше не водилось. И тщательно – однако тщетно – пыталась не замечать, что Багрянцев действует в вечном диссонансе со мной.
Схлопотала я первый нокаут за пожаренный по венскому рецепту бифштекс.
– Нет, Инка, – покровительственно сказал Константин, его отведав и сложив обочь тарелки вилку и нож, – не угнаться тебе за Вероникой.
Я резонно вопросила, кто это еще – шеф-повар лучшего ташкентского ресторана «Голубые купола»? Выяснилось, что жительница аула под городом Навои, где Багрянцев провел свои лучшие годы.
– Как кореянки готовят – бог ты мой, пальчики оближешь! Вот эта самая Вероника… Любила сильно, до умопомрачения, всякий мой приход пир горой закатывала. Я у нее кой-какие рецепты списал. Показал бы их тебе, да что толку… Ты ж готовить только пельмени из пачки можешь…
– Что ж ты на ней не женился, если она тебя так любила и так вкусно готовила?
– Если на каждой из-за такого пустяка жениться… женилки не хватит! К тому же с ней не о чем говорить было. Что можно, я с ней молча делал… А после того, сама знаешь… поговорить ведь тянет. Начнешь о стихах, о звездах… Отвечает: «А у нас дувал оползает». Ну убожество! Наскучила через месяц… С тобой хоть в беседе можно время провести… Пойдем покажу, что сегодня написал!
В общем, довольно скоро я, продвинутая журналистка, как и тьма женщин всех времен и народов, совершивших ту же ошибку – брак с поэтом, по той же причине – помутнение рассудка от упоения обращенных к ним рифмованных строк – разочаровалась в супруге. И была очень близка к тому, чтобы разочароваться в литературном творчестве в целом. Хотя литературное творчество было ни при чем. Не оно же лежало на диване целыми днями, листало в поисках заковыристых рифм словарь Даля, не оно отказывалось от попыток найти нетворческую работу, отрицая возможность возвращения к станку. Не оно задирало меня критикой хозяйских и кулинарных способностей. Не оно морщило нос от пыли на подоконнике,