чайник, несколько банок сгущенного молока и четыре бутылки пива в придачу. Кроме того, нам дали брезентовый мешок с водой и подстилку, которую можно было использовать как тент. М’Кола положил в машину автомат.
– Не торопитесь возвращаться, – сказал Старик. – Мы будем ждать сколько надо.
– Идет.
– Этого парня мы отправим на грузовике в Хандени. А его люди пойдут впереди пешком.
– А грузовик не подведет? Не берите в расчет, что он мой знакомый.
– Надо помочь ему отсюда выбраться. Грузовик доставят к вечеру.
– А Мемсаиб еще спит? – спросил я. – Может быть, она захочет прогуляться и пострелять цесарок?
– Я проснулась, – послышался голос жены. – Не думай о нас. Надеюсь, сегодня вам повезет.
– Не посылайте за нами людей до послезавтра, – сказал я. – Если дела пойдут хорошо, мы задержимся.
– Удачи!
– Счастливо оставаться, дорогая. До встречи, мистер Дж. Ф.
Глава вторая
Выехав из тенистого лагеря, мы двинулись на запад по песчаной, извивающейся, подобно реке, дороге, словно догоняли вечернее солнце. Вдоль обочины рос густой кустарник, за ним возвышались невысокие холмы, и мы то и дело обгоняли группы людей, стремившихся на запад. На некоторых не было никакой одежды, кроме грязной тряпки, стянутой узлом на плече, – они несли луки и колчаны со стрелами. У других в руках были копья. Те, кто побогаче, прятались под зонтиками, а белая ткань, служившая одеждой, ниспадала с плеч складками. Их жены плелись следом, нагруженные котелками и сковородками. На головах многих покачивались узлы и связки шкур. Все эти люди бежали от голода. Машина шла все дальше на запад, а я, выставив наружу, подальше от раскаленного двигателя, ступни ног и низко надвинув на лоб шляпу, чтобы солнце не било в глаза, глядел на дорогу, на идущих людей и на просветы в кустарнике, где могла скрываться дичь.
Один раз среди выломанного кустарника мы увидели на открытом месте трех небольших самок куду. Серые, с раздутыми животами, длинными шеями и большими ушами на маленьких головках, они тут же бросились прочь и скрылись в лесу. Выйдя из машины, мы побродили вокруг, но следов самцов так и не обнаружили. Чуть подальше стая цесарок быстро пересекла дорогу, их бег с неподвижно застывшими вскинутыми головками напоминал аллюр рысаков. Когда я выскочил из машины и рванул за ними, они взмыли в воздух, плотно прижав лапки к грузным телам, и, хлопая короткими крыльями, гогоча, полетели в заросли. Я подстрелил двух, они тяжело рухнули на землю и еще трепыхались, когда подбежавший Абдулла, согласно религиозному обряду, отрезал птицам головы, чтобы их можно было есть. Он положил цесарок в машину, где сидел, и беззлобным старческим смехом посмеивался надо мной и над всеми, кто стреляет птиц, М’Кола, он не мог забыть ту серию постыдных промахов, которые я однажды допустил. Сегодня я не промахнулся, но он и тут не упустил шанс посмеяться, как и тогда, когда мы убивали гиену. Каждый раз, когда птица падала на землю, он хохотал, а уж когда я мазал, его радости не было границ – он надрывался со смеху и тряс головой.
– Спросите,