расхохотался в истерике. В этот момент по встречному пути проходил локомотив и его огни зловеще запрыгали, заметались по купе, выхватывая из темноты искаженное гримасой смеха лицо Смилги, драпированные стены, предметы и… Гришка заметил, что они не одни, в дальнем углу купе молча сидит еще один человек.
-Кого?! Первую шашку Республики? Орденоносца!… Да… Тут же поднимется его корпус!.. И вся буденовская шайка, повесивши Сеню на первой же березе, тут же примкнет… к ним!.. – Смилга снова очутился глаза в глаза с Гришкой, -нет, Григорий! Ты уберешь пока … человека, очень близкого комсвокору. Например, э-э, военкома… Микеладзе! Его прислал Коба, чтобы помирить Думенку с Советской властью… А они его взяли и… Самое время! – он воскликнул это, уже обращаясь в темный угол к молча сидящему там силуэту, – этот душа-грузин…, -он скрипнул зубами, -уже, небось, уговорил Думенку… вступать в партию. У-бьешь комиссара, а Думенка и задумается! А?..
Послышался прощальный свисток удаляющегося куда-то в темноту состава. В открытое окно купе пахнуло теплым шлаком. « Как в нашей кузне… Э-эх, контрразведка, твою мамашу!– подумалось Гришке, -сватають агента, а окошко-то закрыть позабыли…»
– За такую услугу, Григорий, могу тебе обещать одно, – уже иным голосом и потише проговорил Смилга, удобно усаживаясь в драпированное кресло, -когда штаб второго сводного конкорпуса всем кагалом… поволокут… в расход… Тебя там не будет! Ты меня понимаешь? Только не вздумай играть с нами!.. В топке вот этого паровоза и… сгоришь! – буднично закончил он.
…Едва сдавши отощавшего Воронка в кончасть, на ватных ногах приближался Гришка к штабу своего комсвокора-два. Жить не хотелось. Углем калилось нутро. Думки путались. « И што ж ты за человек… такой, Мокеич? Тем поперек горла стал… Оно и понятно, они – беляки, враги Советской власти… Ты ж их сотнями… в капусту… Ан, теперя выходить…, што… и энтим… Дорогу перешел? Да как же так, а?! Э-эх! Жисть… Война проклятая! Да когда ж ты уже кровушки нашей, мужичьей-то напьешься?..» И так привез Гриня комсвокору вести скорбные из Веселого, куда, едва по слухам откатились беляки от Маныча, послал его Мокеич разузнать, как его родные, жена с детишками, отец? Смогли ли выжить, не погублены? А оказалось… Одна дочь, Машенька, только и уцелела! Отца, Мокея Анисимовича, красновская контрразведка связанного и босого водили по всему по селу, били жестко, теперь в тюрьме, вроде, а где, ежели живой? Жена, Марфа, запытана, замучена насмерть, даром, что на сносях, на последних месяцах уже была…! С-суки! Не! Не-не, хватить!.. Напьюся, выложу все Мокеичу! И застрелюсь!..Твою мать и… на всю дивизию…»
Глава вторая
« Э-эх, до-ро-ги-и-и,
Пы-ыль да ту-у-ман,
Хо-лода, тре-во-о-ги,
Да степно-ой бу-у-рь-ян… Да-а…
Вы-ыст-рел гря-я-нет!
Ворон кру-у-жит,
Мой дру-жок в бурь-я-не-е-е…
Не-живой ле-ежит…Эх!»,
-тягучие переливы фисгармонии