были нужны, когда Республика на волоске висела, а теперя… Ежели завтра… аркан на шею накинуть, да поволокуть… Выручишь? – Борис заблестевшими глазами пытливо всматривался в старого боевого друга, -тебе ж тока свистнуть… У тебя в Первой конной больше половины состава – мои бывшие хлопцы… А тут жиды скоро всю власть все равно заберуть… Мы кровь проливаем, а они, суки, потом править будут?! Поддержишь?
Семен вскочил, как ошпаренный, зашипел, пугливо озираясь:
-Дурак ты, Борька! Да… Деникин нас с тобою на первой же березе тут же и повесит! А Краснов с Улагаем, каковых мы с тобою… потрошили?.. Што, усе нам с тобою возьмуть и простять, как батюшка на духу? Да и тут… Уже прощения тады… не жди!
-Я не собираюсь… К белякам, Сенька, – устало бросил Борис, отвернувшись и отрешенно глядя в зашторенное окошко, -как же я там… к примеру, с Красновым… Они ж, мою Марфушу… порубали беременную… Батя… замучен. Рази ж такое… прощается? Да я, ежели где доведется встренуть того же Краснова… кадык ему выну!..
Но Семен уже быстро вышел, на ходу набросивши парующий кожух на широкие плечи и не прощаясь. Хлопнула, как винтовочный выстрел, дверь. Через минуту раздался дружный удаляющийся топот многих копыт.
Разлитая в мутные стаканы водка так и осталась нетронутой на столе. Кипяток то же – давно остыл.
-Ишь, герой! Пол-дивизии его охраняють…,– невесело вздохнул Борис. Он склонил голову, глубоко задумался. И когда ж это про меж ним и Семеном первая черная кошка пробегла? Вроде вместе пошли, дрались, как черти, часто друг друга прикрывая и из лап верной смерти выручая. Сенька тщеславен и очень обидчив. Чуть што – револьвер выхватывает. Когда? Может именно тогда, жарким летом восемнадцатого под Чунусовской, когда после жестокого боя не хватало подвод, чтоб вывезти всех раненых, а у Семена его жена со своими пожитками в обозе занимала целых шесть телег… Борис тогда просто приказал сбросить и жену, и скарб, и раненые были спасены. Сенька тогда тоже в горячке свой револьвер выхватил, хлопцы на руке повисли, не дали… Затаил, видать, Сеня обиду, а с ней и камень за пазухой… Разошлися пути-дорожки… Семен к комиссарам прочно прилип… А комиссары явно ведут не туда: из одного ярма едва выбрались, так тут же в другое лезем… Троцкого как послушать…. Трудовые армии… Никакой личной собственности… Обобществление огульное… вплоть до баб… Э-эх, мать – Рассея! Куда ты, убогая?..
Нет, надо от этой горькой думки тикать, пока не поздно…
-Григорий! Поди сюды, сокол, -он устало присел на край топчана и, отчего-то добродушно улыбаясь, оглядел, щурясь, ввалившегося Гришку с ног до головы, покачивая головой:
-Я за тобой малость подсмотрел… на станичке, под рощицей. Ну, када мы на их разведку напоролись… Ты где так рубить намастырился, по-казачьи? Из-за левого плеча? И на кой тебе такая песня… драгунской-то шашкой? – он по-простецки уселся на топчан, подобравши под себя голые пятки, устало улыбаясь и всматриваясь в побледневшее отчего-то разом Гришкино