трутни. Богатые римляне бежали из города в свои загородные имения, спасаясь от ежегодной осенней лихорадки; толстомордый ланиста вел привязанными к повозке два десятка своих мускулистых кормильцев; из города двигались купцы, гонцы и прочий служилый люд, и вскоре толпа стала такой плотной, что Созию приходилось грозно покрикивать и щелкать бичом, призывая простолюдинов освободить дорогу слугам императора.
И лишь когда солнце уже выкатилось на небо и засияло на нём багровым пламенем, когда рассеялся туман с полей и на обочинах дороги появились первые гробницы; на горизонте показалось плотное темное облако, которое чужестранец принял бы за грозовую тучу. На самом же деле это было обыкновенное облако дыма, которое постоянно висело над Вечным городом, то, что сейчас принято называть «смогом». Дым этот струился из сотен тысяч жаровен и кухонных печей, из труб бесчисленных харчевен, бань, особняков и многоэтажных зданий, инсул, он черными клубами вздымался с жертвенников тысяч храмов и еще большего количества мусорных куч. Губы Клавдия дрогнули и подымал он, что сотни лет тому назад неведомый поэт, возвращаясь к родным пенатам, испытал такую же радость в душе и сказал: «Дым отечества ярче огня чужбины…» Слова, к которым нечего добавить.
У Коллинских ворот они спешились и принялись пробиваться сквозь толпу, запрудившую всю проезжую часть. Возмущенные зеваки подняли крик:
– Эй, центурион, всю ногу отдавил!..
– Так бы тебе кто-нибудь по шее двинул!
– Ты погляди, как он лезет! – возмутился кто-то. – Лучше бы ты на Децебала[32] так лез!
Метелл резко обернулся, чтобы поглядеть на человека, кинувшего ему этот упрек, но неожиданно его конь жалобно заржал и кинулся в сторону, так как какой-то хулиган сунул ему в ухо клок горящей пакли. Поспешив за конем, Клавдий ненароком задел высокого рослого мужчину, который, закутавшись в плащ и опустив на глаза капюшон, стоял у стены. Он резко оттолкнул Клавдия, а когда тот обернулся, – замахнулся, чтобы ударить. Метелл схватил его за руку и в то же мгновение почувствовал, как несколько рук схватили его и в бок уперлось острие стилета. Он не сопротивлялся, потому что взглянул в тяжелые серые глаза обидчика, взглянул и выдохнул:
– Ты?
– Отпустите его, – распорядился мужчина и слабо улыбнулся. – Рад видеть тебя, Клавдий.
– Здравствуй…
– Марк, – предупредил тот. – Зови меня просто Марком.
– Не ждал увидеть тебя здесь… Марк.
– Я и сам не думал оказываться здесь, но как видишь…
– Ты кого-то ждешь? Я не мешаю тебе? Тот покачал головой.
– Здесь ждут все. Все ожидают зрелища. Но если чернь жаждет насладиться видом человеческого страдания, если они мечтают оплевать, облить грязью то, пред чем еще вчера преклонялись, поиздеваться над тем, что во много раз выше, чище, святее всего на свете… то я желаю иного, Я мечтаю увидеть хоть одного, единственного из миллиона больших и малых наших богов.