Дмитрий Калмыков

Записки уездного учителя П. Г. Карудо


Скачать книгу

именно такой. Это был первый раз, когда я усомнился в умственных способностях этого человека.

      Мне предоставлялся выбор факультета. Я уже упоминал, что мой однокашник Миша имел дикую страсть к чтению литературы. Частично его интерес передался и мне. Правда, мои интересы в сфере словесности не пошли дальше романов Скотта и Купера.

      В отрочестве я, как и большинство мальчишек, мечтал стать путешественником или первопроходцем. Однако постоянный кашель, мучивший меня и грозивший со временем развиться в чахотку, ставил крест на моих устремлениях. Последнее, что я мог сделать – выбрать науку наиболее близкую к моим интересам. Так, вскоре я стал студентом географического факультета, и будущим учителем географии. О, Степан Гаврилович! Ну как тут не помянуть вас!

      Когда мы тесным семейным кружком отмечали за самоваром мое поступлении на учебу, Даша вдруг подняла свой стакан чаю и произнесла тост:

      – Поздравляю вас, братец! Каких-нибудь четыре года, и вы станете замечательным комнатным путешественником! – при этом глаза ее светились каким-то странным, невиданным мною ранее плутовским огоньком. Выступление это было тем страннее, что до этого Даша была практически бессловесна. В один краткий миг я понял, что совсем не знаю своей сестры. Я смотрел на нее новыми глазами, как на чудо. За этим впечатлением я почти и не обратил внимания на саму колкость, отпущенную в мой адрес. Впрочем, мать не позволила развить это наблюдение.

      – Даша! – резко оборвала она сестру. – Что за дерзости? Петруша теперь студент. Глядишь, и сам в люди выйдет, и нас вытащит…

      Бедная моя, близорукая матушка! Не на то она тратила силы. Как оказалось потом, в своих нападках на Дашу она походила на того нищего, что использует сундук с золотом в качестве подушки да непрестанно жалуется, что жестко спится. Я же стал настороженно наблюдать за сестрой. Даже как-то припомнились отцовские бредни относительно Дашиного происхождения. Действительно, ведь никакой "карудовской породы" в ней не проглядывалось. А в какой-то миг у меня зародилась слабая надежда, что, может, и я не от плоти отца своего, вдруг некий таинственный и прекрасный господин…

      Впрочем, эти надежды рассеялись, стоило мне со сбитым дыханием подбежать к зеркалу. Нос картофелиной – явная отцова метка, да косоглазие – не иначе как следствие пьянства родителя показали, что я ношу фамилию Карудо по праву. Даша – другое дело.

      После поступления на учебу я переехал жить в интернат и дома появлялся лишь по церковным праздникам да на каникулы. Потому перемены, произошедшие в Даше, виделись мне с особенной ясностью. О красоте ее физической мне судить сложно, по понятным причинам. Скажу лишь, что черты лица у нее были тонки и почти правильны. Что же касается ума, тут, очевидно, таились такие бездны, заглянуть в которые без трепета просто невозможно. Умна Даша была тем природным умом, который невозможно выскрести из книг и за сто лет не выдолбишь на уроках. На все нападки и попреки матери Даша смотрела свысока,