быть покорной, и Симила, должным образом воспитанная, стремилась быть верной женой, благоразумной римской матроной.
Она еще никого не любила. И вдруг Алексион. Сначала Симила не обратила на него внимания, но однажды ее словно обожгло взглядом.
Это произошло в один из летних дней. Симила сидела в саду у фонтана. У ног ее на мраморной скамеечке примостилась рабыня Паксия. Паксия была не просто личной служанкой хозяйки, она была ее подругой, доверенным лицом. Невысокая, полная, жизнерадостная, с круглым румяным лицом, Паксия плела венок и развлекала Симилу домашними новостями.
День приближался к вечеру. Солнечный свет был словно притушен, тени удлинились, неторопливые облака проплывали в темнеющем небе. С кровли дома доносилась приглушенная воркотня голубей. Душно пахло лилиями. Пленительный покой летнего вечера ласкал сердце.
Алексион с книгой в руках замер на пороге перистиля в восхищении от представившейся его взору картине. Он не мог заставить себя сдвинуться с места. Юная красавица в голубом платье чуть склонила набок белокурую голову. Рука ее опущена в воду фонтана. В этой позе было столько природного изящества, и в то же время чувствовалось, что женщина еще не избавилась от стеснительности, некоторой скованности, неуверенности.
Симила почувствовала чужой взгляд. Он встревожил ее, словно это было прикосновение. Она повернула голову и быстрым, рассеянным взглядом обвела сад, цветы, старого садовника, обрезающего в стороне засохшие ветки. Нет, не они. Кто же так ее встревожил? И вдруг вновь брошенный на нее взгляд мгновенно обжег ее.
В этом взгляде Симила почувствовала пылкость чувства, опьянение ее красотой и любовный призыв. Ни на секунду у нее не возникло чувства оскорбленности, сомнения в возможности так смотреть рабу на благородную госпожу. Взгляды порой красноречивее слов. Всякая любовь начинается от взгляда.
Между ними стояли тысячи препятствий, но первое чувство, никогда прежде не испытанное, всегда захватывает целиком, до самозабвения. Ни Симила, ни Алексион и сами не могли бы объяснить, как это произошло и случилось. Не раздумывая, с непостижимым безрассудством бросились они навстречу любви или навстречу безумию. О силе страсти именно по этим безрассудствам и судят. Любовь будит в людях неистовство, заставляя совершать немыслимые поступки.
Вряд ли влюбленные рассчитывали быть неувиденными в небольшом доме, где рядом с хозяевами постоянно живут слуги. Можно сказать, что на миг они просто потеряли представление о действительной жизни. Они любили друг друга исступленно и отчаянно, как только и возможно любить на краю. Чего было более в их любви, промчавшейся губительным вихрем, – радости, счастья или горечи и страдания? Любовь, повторяемая веками и никогда не повторенная. Сила, которой невозможно сопротивляться. Чего больше в этом чувстве? Божественного или животного? Возвышенного или плотского?
Речь не о сексе, простеньком и примитивном, как совокупление собак. А о страсти, почти безумии.
Эти