на опыте не столько эмпирическом, сколько трансцендентальном. Ибо масса и плотность в отличие от формы, всегда скрыта от нашего взора, и представляет собой нечто внутреннее, нечто экзистенциальное, – то, что не определяемо на глаз, а лишь подозреваемо. И только трансцендентальный опыт даёт представление на этом поприще, да и то лишь условное.
Амбивалентность мироздания
Та «безумная мысль», коей я перманентно касаюсь в своих произведениях, мысль хоть и не новая, но в новой небывалой до сих пор интерпретации, мысль, которая стала впоследствии одной из консолей, неким краеугольным камнем моей философии, мысль, с одной стороны, высвечивающая самые тёмные стороны нашей действительности, с другой – загоняющая эту самую действительность в тупик, в некий загон для «блуждающего стада», имеет на самом деле огромное значение для понимания нашей жизни, для осмысления действительности, и главное, для начертания некоего эскиза для нового небывалого фундамента мироздания, в котором вся перевёрнутая до сих пор вверх ногами картина мира, возвращается на своё место. Иллюзорность, генетически обоснованная иллюзорность нашей жизни, находит здесь своего антипода, и свою же опору и подложку, для того пути, что перекрёстком перегораживает архаическую и мифологическую феноменологию прежних веков, всего научного и философского бастиона.
Итак, мысль. То, что действительность не имеет, не своего собственного бытия, не своей собственной субстанциональности в пространстве и времени, это та очевидность, для которой не требуются никакие иные доказательства, как то, что будь иначе, и всё и вся превращалось бы в намертво ограниченную «свинцовую лодку», и тонуло бы в собственной законченности. Весь мир превращался бы в «мёртвое тело». Ведь это означало бы собственную определённость действительности, а значит и её отчерченность, – ассерторическую предметность, и значит, аподиктическую конечность. И даже то, на чём базируется вся свойственность действительности, пространство и время, не имеют своих собственных пенатов. Ибо само пространство и время, есть суть антропоморфные, существующие строго в рамках наших апперцепций и дефиниций, аффекты, -психологические транскрипции, уходящие своими «кронами» в бескрайний космос нашего разума на трансцендентные поля, где приобретая свою незыблемую субстанциональность, диктуют оттуда нам свою волю. Их очевидность, есть особая схоластическая диаграмма, в которой сходятся лучи идеального и рационально-аналитического воззрений, порождая безапелляционную парадигму сознания, для которой всякое противоречие выступает, либо как вредность инфантильного детского разума, либо лишь как безумие зрелого, но больного. Наш разум, обольщённый и порабощённый этой формой очевидности, не в силах ни видеть, ни слышать ничего, что вещает ему с самых своих глубин, Великий дух подземного царства, – «интуитивный бог». Ведь против того, что дают нам наши простейшие сенсоры, и самые древние созерцательные