к гармонии воображение и реальность. Но в том то и дело, что Амбивалентность требует наличие обеих сторон, как самостоятельных независимых аспектов. А наш трансцендентный разум, получая «интуитивные посылки» из подземного мира, вскрывая их и перерабатывая, не может отыскать здесь наличия той обязательной субстанциональности внешнего мира, чтобы установить связь, и нарисовать полноценный Амбивалентный мир. Ибо то, что для эмпирического созерцания бесспорно и очевидно, для трансцендентального, в его самых запредельных, гипертрофированных формах, является ошибочным, и имеет лишь иллюзорный контент.
Но дело ещё и в том, что и сам наш ноумен, как некая вторая сторона этой амбивалентности, нечто противоположное внешнему миру, ноумен с его «синусовым узлом» продуцирующим всю эту метанойю созерцания, и рисующего небывалый внешний мир, на основе собственного внутреннего выложенного полотна, в отсутствии внешней действительности – глубоко сомнительна. И вся экзальтация, и гротеск, с которым он относится к самому себе, есть лишь тот же аффект, – психологическая транскрипция самолюбующегося субъекта. Ибо, сталкиваясь с пустотой, он ничего продуцировать сам по себе не смог бы. Лишь отражаясь, и отражая внешнюю реальность, его бытие становится очевидным и неоспоримым. И здесь во всём своём оксюмороне встаёт та безысходность для концептуального последовательного линейного осмысления действительности, с обязательными аспектами удовлетворения.
Важно ещё понимать, что когда мы рассматривает ноумен, как таковой, то всегда объективируем его, и не в силах узреть его субъективность. Ибо как глаз не в силах посмотреть в самого себя, так ноумен не может узнать себя самого, и выразить собственную субъективность. Сам он есть субъект, а всё что он продуцирует и полагает, есть объект, включая и самого себя в моменты созерцания. Он не способен узнать сам себя как субъективность, и в эту «чёрную дыру» ещё никому и никогда не удавалось по-настоящему заглянуть.
Но наше поле изучения есть внешний мир, – мир реальной действительности. И на основании этой действительности, всех её трансформаций и модуляций мы только и способны познать наш ноумен, и всегда лишь косвенно, только исходя из феномена. Здесь можно прочертить некую параллель для понимания, из области изобразительного искусства. Мы способны, насколько то возможно, понять и оценить душу художника, рассматривая созданные им полотна. Мы никогда не познаем его замысла, (тем более, что в большинстве случаев его просто не было), но мы способны увидеть и услышать музыку, запечатлённую в красках и сочетаниях, в почерке и манере письма, в неповторимом стиле, отражающем совокупную динамическую картину внутреннего содержания души художника. И в этом нет ничего удивительного с точки зрения биофизики, но тем удивительнее с точки зрения идеальной метафизики. И на самом деле, когда мы долго стоим пред полотном мастера, и вдруг начинаем нечто чувствовать, нечто осознавать, мы радуемся собственному