широкоплечий мужчина лет под сорок, с раскосыми глазами, поблескивающими, словно лезвия, с тонким, по-птичьи загнутым носом и прямыми черными волосами. «Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал», – вспомнила Леночка Лермонтова. И действительно, если бы вместо спортивного костюма на нем был бешмет, он вполне мог сойти за фольклорного горца-разбойника. Лицо его показалось Леночке весьма привлекательным, ярким и каким-то, даже, почти знакомым, словно она его когда-то видела.
Песик Федька с разбегу запрыгнул гостю прямо на руки, выказывая свою дружбу.
– Привет, тезка! – ласково сказал гость, гладя собачку словно кошку от головы до кончика хвостика.
– И вам большой привет, жулики, – улыбнулся он мужчинам.
– Привет, привет, мент проклятый, проходи, садись, – радушно улыбаясь, пригласил гостя за стол Абасов. – Ну, кажется, все собрались главные люди, – выдал он уже знакомую Леночке фразу, – предлагаю выпить за праздник солидарности трудящихся, а то неизвестно, придется ли за него в следующем году пить.
Гости засмеялись, оценив остроумную речь шефа, и дружно осушили рюмки с водочкой. Леночка тоже выпила водки и запила ее брусничным морсом.
– Я вот знаю, Федор, о чем ты сейчас думаешь, – обратился Абасов к черноволосому, уплетая глухариную ножку, – ты сейчас думаешь, чем ты, Федор Туркин, хуже Абасова? Умен, подполковничье звание имеешь, а к золотому корыту тебе пробиться никак не удается. Просто Абасову везет больше, думаешь ты, и жуликом меня обзываешь, я ведь чувствую, – полушутя, полусерьезно резюмировал он. – Так ведь, Федор?
– Что спрашиваешь, Иваныч, коли сам все знаешь, – отозвался Туркин, ничуть не обижаясь. Видимо, такие разговоры были у них делом привычным и весьма абстрактным.
– То-то и оно, сколько уже вместе работаем, а ты мне все равно не доверяешь, хотя это же пустое дело. Вот я перед тобой вывалю все свои документы с коммерческими тайнами, и ты в них будешь всю жизнь копаться и не разберешь, что к чему. Вот в чем суть!
– Если бы я таким деятелям как ты, Иваныч, доверял, то грош бы мне была цена, и меня бы давно из органов выперли. Так что у меня есть свой резон не доверять.
– Никакого такого резона у тебя, Федор, быть не должно, потому что мы с тобой оба коммунисты, но с небольшой разницей, – Абасов лукаво улыбнулся, – а разница в том, что я – представитель элиты, так как являюсь депутатом, а ты представитель стражи, которая должна охранять эту элиту, а не мучить ее подозрениями бесконечными и беспочвенными.
– Ну, брат, ты как Платон выражаешься. Это у древнего философа такая формула была, – оживился Туркин, почувствовав возможность блеснуть интеллектом, – помнишь его знаменитую формулу: «Элита-стража-рабы». Стража может за хорошую службу попасть в элиту, а за плохую в рабы. Вот мне и приходится хорошо работать, чтобы уж если не в элиту, то хотя бы в рабы не угодить.
– Пока я жив, не угодишь, – пообещал Абасов.
– Это все так, Иваныч, – продолжал разговор Туркин, – но что же с документом,