Другие вольеры. Волонтёрские записки. Алина Пожарская

давай я тебе позвоню, ладно? Я ж не могу вот так сразу.

      – Потом его заберут, – отвечаю я и понимаю, что сделала глупость: таких, как Оля, это не подстегнёт, а, наоборот, успокоит. Снимет ответственность. – Ладно, – говорю. – Только подумайте. Очень хороший котик.

* * *

      Выгуляв наш отсек, мы забираем из офиса вещи и стережём друг друга в туалете.

      Пока Кристинка переодевается, я наблюдаю идиллическую картину. У клетки с котом Рыжиком стоит семья: папа, мама и сын лет тринадцати. Мама умиляется, папа стоит насупившись, как бы говоря: да, я глава семьи, хоть и в очках, – а сын приложил руку к прутьям. Рыжик смотрит на всех троих и мурчит, хотя никто его даже не трогал.

      – Вы собираетесь его забрать? – спрашивает меня очкастый папа и показывает на Рыжика.

      – Нет, я это… – Я дёргаю сломанную щеколду, и, пока соображаю, как покультурнее выразиться, из-за двери доносится Кристинкин голос:

      – Она на шухере!

      – Понятно, – отвечает мама. – Вот, – обращается она к мужу и сыну, – никто пока на него не претендует, давайте скорей оформлять!

      – Это вам к тёте Глаше, – говорю. – Давайте сбегаю за ней?

      Из туалета доносится какое-то междометие. Возмущённое, кажется.

      – А вы Кристину постерегите, – исправляюсь я и ухожу в офис за тётей Глашей.

* * *

      Через две недели, возвращаясь после выгула в офис, я останавливаюсь у клетки. Сейчас клетка Рыжика пуста.

      – А что, забрали Рыжика? – спрашиваю.

      – Какого Рыжика? – спрашивает Кристинка в ответ. Она уже переоделась: была её очередь первой идти в туалет.

      – Ну того… За ним ещё семья пришла. Папа в очках, мама и сын.

      – А-а, в очках, – отвечает она и улыбается. Я тоже улыбаюсь: ура, всё хорошо. – Рыжика, – продолжает Кристинка. – Помню-помню. Так вот он мёртв.