не получилось. Его кулак на лету перехватил Саба. Откинув пойманную руку сторону и тем самым развернув детину к себе лицом, он так врезал тому по физиономии, что тот залетел на ближайший бильярдный стол и раскидал по углам шары. Вдобавок, во время этого полёта здоровяк зацепил одного из игроков, не высокого роста плотно упитанного толстячка с гориллообразной мордой. От толчка в спину этот парень едва не упал, чудом удержавшись за край стола. Быстро осмотревшись, он увидел Сабу и сразу сообразил, кто виновник столь дерзкой акции. Мало того, что его чуть не сбили с ног, так ещё испортили игру, в которой он бесспорно выигрывал. И всё это натворил какой-то черномазый! Такой наглости толстячок терпеть не собирался и с яростью накинулся на врага.
Саба встретил его двумя ударами. Сначала в солнечное сплетение, а потом в нос. Этого оказалось достаточно, чтобы утихомирить нападавшего на неопределенное время, но, как выяснилось через секунду, совсем недостаточно для того, чтобы успокоить его мгновенно возбудившихся приятелей, которых тут, на удивление, оказалось не мало. И вскоре ему и Мигелю пришлось отбиваться и от них и от подонков, затеявших всю эту катавасию.
Как только завязалась потасовка, профессор благоразумно поспешил укрыться под бильярдным столом. Нет, он не струсил и не наделал от страха в штаны. Человек по натуре авантюрный, он не боялся опасностей и мог рискнуть в пределах разумного, когда в этом возникала необходимость, но, если выпадала возможность, всегда предпочитал избегать внезапно возникшие эксцессы, дабы не испытывать не нужные эмоциональные стрессы.
Вот и сейчас, сидя под бильярдным столом, он, попыхивая сигарой, спокойно созерцал, как вокруг него бушевали страсти, суетились люди, калеча друг друга почём зря, и лишь изредка вздрагивал, когда кто-нибудь сверху падал на стол. Ему почему-то казалось, что стол не выдержит такой нагрузки, непременно развалится и раздавит его. Вот в эти-то моменты он и замирал, зажмурив глаза и вжав голову в плечи. Но стол, слава богу, выдерживал, и после некоторой паузы профессор вновь невозмутимо лицезрел на побоище, терпеливо ожидая его окончания.
А тем временем в драку ввязались почти все посетители бильярдной, включая женщин. Они отчаянно лупили друг друга без разбора, любого, кто оказывался от них на расстоянии вытянутой руки, и получали удовлетворение, если их кулак достигал цели. Никто из них уже не помнил, кто начал эту бессмысленную драку. Никто не смог бы и объяснить, почему и зачем он влез в неё. Сейчас это никого не волновало. Каждый старался выместить на других всю свою злость, скопившуюся за долгие годы неудач и так внезапно вырвавшуюся наружу. Это была злость и на самого себя и на свою не сложившуюся жизнь, и на окружающих людей, по его мнению, оказавшихся более удачливыми, чем он.
Пока они воевали между собой, сражаясь каждый сам за себя, у стены недалеко от своего столика, истекая кровью, медленно умирал Мэтс. В груди его зияли две ножевые раны. Третий удар вспорол ему правый