я умру теперь же от счастья, и меня понесло вперёд всё сильнее и быстрее, всего несколько мгновений и обоюдных толчков, опережающих сердца понадобилось, чтобы взорваться уже обоюдным экстазом… Она такая же, как была всегда, но она и совсем другая, теперь горячая и влажная райская долина, благоухающая от жара своей крови, жара, распалённого мною… Неистово и жадно она любит меня, отдаваясь вся, до дна, не оставляя там, в глубине и тайне ничего ни для кого другого. Кажется, и я закричал вместе с ней, я не знаю, я не слышал, потому что ослеп и оглох на несколько мгновений, но лишь для того чтобы опять прозреть, задышать и … и захотеть снова и снова сливаться, не разъединяясь и на миг отдыха…
Наверное, стоило почти триста лет ждать того, что я получил теперь. Так долго идти к этой встрече, к тому, что происходило в этом убогом домишке на этом простом ложе. Наконец-то я припал к вожделенному источнику… бесценному источнику, единственному для меня… Может быть, наслаждение было так велико теперь, потому что я так долго ждал и желал его, а может быть, оно было таким с ней всегда, теперь я уже не могу сказать. Но скорее, потому что её желание я теперь чувствовал как своё, и оно не уступало моему… Потому что это была уже новая наша жизнь, где в Аяе не было сухой печали и холода старой боли. На мою страсть она отвечала страстью…
…Вообще-то это удивило меня саму. Мне нравилось быть с Кратоном, он был нежен, он смотрел на меня как на Богиню, и мне было в удовольствие, отдаваться ему. Но теперь, с Арием… что-то необыкновенное случилось со мной. Словно его любовь, и страсть, которую я чувствовала в нём, воспламенила и во мне то, что ждало именно его огня. Только его огня. И наслаждение стало наслаждением громадным, больше, чем весь мир, какой я едва успела узнать. Оно куда больше, оно заполняет всё, и стремиться наружу, за пределы меня и всего, что я знаю, заставляя делать то, чего, я, кажется, не умела и не могла, вскрикивать и даже кричать, плакать счастливыми слезами, слепнуть и задыхаться, забывая все ощущения, кроме этого – его, этого соединения с ним, вот он, и его огонь, вожделенный огонь… вот ради чего стоит просыпаться утром, ради его огня…
Огня… огня… что-то было в этом слове… Арий и… Огонь… огонь… нет, не так… Огнь…
– Любишь меня хоть каплю? – спросил он, немного осипнув.
Уже давно отгремел дождь и ветер, мы открыли ставни, впуская ночной воздух, и пламя от ламп на столе, на окне колебалось от лёгких ветерков, пробегающих по домику от окна к окну. Я погладила его лицо, и отвела длинную прядь волос, влажную от пота, от лица и шеи, за плечо.
– Чего ж каплю? Цельное море люблю… – тихо смеясь, прошептала я, и он счастливо засмеялся, веря мне, упиваясь моими словами, как и мной самой. Он опрокинулся на спину и прижал меня к своей груди, горячей и скользкой от пота в этой жаре, чтобы была снаружи и внутри нас, а в его груди я услышала радостное, счастливое сердце, бьющееся горячо, полно и ровно…
…Да, я впервые так полно счастлив и полностью уверен, что она любит меня. Я даже не знал, что я найду, когда