хорошо ушил.
– Крови по дренажам?
– Нет, крови не было. По дренажам чисто.
Он все отвечал ей, она все что-то спрашивала.
– Наркоз какой, релаксанты? Сейчас сколько? – приняла его за анестезиолога.
– Ардуан, четыре миллиграмма, два часа, сейчас поддыхивать начнет. Пора.
– Воды?
– Достаточно. Давление не держит! Дренировал не я. Контроль не сделал: потеря времени. Да, ошибка. Не проверил. Мои ошибки…
Все остальные молчали. Он понял: его приняли за старшего из сопровождавших врачей. Отвечал четко, быстро, за всех.
И, еще даже в уме не сформулировав, почувствовал: она.
– Так, всё! На КТ! Снимаем всё! Начиная с черепа! Поехали, поехали!
Смилостивился. Послал. Она. Врач.
Потом он вместе со всеми стоял в аппаратной компьютерного томографа. Напряженно вглядываясь в большой монитор, периодически не сдерживаясь, среди общего напряженного молчания, громко, неуместно, невпопад, сам понимая это, но не в силах сдержаться, все спрашивал и спрашивал. Всех сразу. В ужасе. «Асимметрия?!» – глядя на мозг. «Тотальный?!» – видя вместо правого легкого ровное черное поле. Еще что-то. Еще. Никто не отвечал ему. Все молчали. Говорить первой, похоже, здесь могла только она. Но и она одну лишь фразу выдала:
– Да, тотальный. Это ваш неправильный тонкий дренаж. Притом уперся в средостение, не работает… Так, быстро в перевязочную! На дренирование.
Один рядом стоящий, наверно хирург, моложе его, восточной внешности, по виду и акценту – армянин, негромко и как-то мягко подтвердил:
– Да, тотальный…
Но он и сам уже понял это.
Так и катал он с ними дочь. В лифт, из лифта. На КТ, на дренирование, в палату, рядом с ней, старшей в смене реанимационного отделения, которую все мужики называли уважительно «Михайловна». В каждом новом кабинете, на каждом следующем этапе он с содроганием узнавал все новые диагнозы. К разрывам кишечника, перитониту, ранению коленного сустава, бедра, добавились контузия мозга, тотальный пневмоторакс, перелом шейного отдела позвоночника, перелом грудины, ключицы, множественные переломы ребер, ушиб сердца, ушиб легких. Множественные ушибы мягких тканей лица, конечностей… Шок.
Узнавал, но держался. Многое выпало. Но запомнилось странное. Они с каталкой поднимались на лифте на шестой этаж, в реанимацию (он точно помнил), всё наверх, но, поднявшись, вдруг оказались в том подвале из сновидений… Полутемном, с низенькими дверями. Палаты без окон, с низкими же потолками. Подвал из юности его! Подвал областной больницы с учебными аудиториями. Он понимал спокойно, четко и критично: так быть не может. Это не реальность! Это мозг его начал давать сбои. Довольно крепкий, как он всегда думал, но уже стареющий мозг давал ложную информацию. Или предупреждал уже? «Может, всегда перед концом бывает что-то такое?» – думал так о себе как будто со стороны. И был уверен, абсолютно уверен, что этот день может быть последним и для него. Если что с ней… Но был спокоен.
Он